Неточные совпадения
Говорили про него, что он
любит таскаться за Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него
была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий…
— Послушай, милая, добрая Бэла, — продолжал Печорин, — ты видишь, как я тебя
люблю; я все готов отдать, чтобы тебя развеселить: я хочу, чтоб ты
была счастлива; а если ты снова
будешь грустить, то я умру.
— Если он меня не
любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так
будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его — я княжеская дочь!..
— Послушай, Бэла, ведь нельзя же ему век сидеть здесь, как пришитому к твоей юбке: он человек молодой,
любит погоняться за дичью, — походит, да и придет; а если ты
будешь грустить, то скорей ему наскучишь.
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я
люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и
есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
— Mon cher, — отвечал я ему, стараясь подделаться под его тон: — je meprise les femmes pour ne pas les aimer, car autrement la vie serait un melodrame trop ridicule. [Милый мой, я презираю женщин, чтобы не
любить их, потому что иначе жизнь
была бы слишком нелепой мелодрамой (фр.).]
Бывали примеры, что женщины влюблялись в таких людей до безумия и не променяли бы их безобразия на красоту самых свежих и розовых эндимионов: [Эндимион — прекрасный юноша из греческих мифов.] надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной; оттого-то, может
быть, люди, подобные Вернеру, так страстно
любят женщин.
— Да я, кажется, все сказал… Да! вот еще: княжна, кажется,
любит рассуждать о чувствах, страстях и прочее… она
была одну зиму в Петербурге, и он ей не понравился, особенно общество: ее, верно, холодно приняли.
Если ты над нею не приобретешь власти, то даже ее первый поцелуй не даст тебе права на второй; она с тобой накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и
любила, то
есть тебя, но что небо не хотело соединить ее с ним, потому что на нем
была солдатская шинель, хотя под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное…
— Стало
быть, уж ты меня не
любишь?..
— Может
быть, ты
любишь своего второго мужа?..
«Может
быть, — подумал я, — ты оттого-то именно меня и
любила: радости забываются, а печали никогда…»
Весело!.. Да, я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастия, когда сердце чувствует необходимость
любить сильно и страстно кого-нибудь, — теперь я только хочу
быть любимым, и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанности мне
было бы довольно: жалкая привычка сердца!..
Правда, теперь вспомнил: один раз, один только раз я
любил женщину с твердой волей, которую никогда не мог победить… Мы расстались врагами, — и то, может
быть, если б я ее встретил пятью годами позже, мы расстались бы иначе…
— Мне это тем более лестно, — сказала она, — что вы меня вовсе не слушали; но вы, может
быть, не
любите музыки?..
В продолжение вечера я несколько раз нарочно старался вмешаться в их разговор, но она довольно сухо встречала мои замечания, и я с притворной досадой наконец удалился. Княжна торжествовала; Грушницкий тоже. Торжествуйте, друзья мои, торопитесь… вам недолго торжествовать!.. Как
быть? у меня
есть предчувствие… Знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал,
будет она меня
любить или нет…
Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я
был бы счастлив; если б все меня
любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви.
Я
был готов
любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть.
Как
быть! кисейный рукав слабая защита, и электрическая искра пробежала из моей руки в ее руку; все почти страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас женщина
любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют, располагают ее сердце к принятию священного огня, а все-таки первое прикосновение решает дело.
Очень рад; я
люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь.
Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов, — вот что я называю жизнью.
Некстати
было бы мне говорить о них с такою злостью, — мне, который, кроме их, на свете ничего не
любит, — мне, который всегда готов
был им жертвовать спокойствием, честолюбием, жизнию… Но ведь я не в припадке досады и оскорбленного самолюбия стараюсь сдернуть с них то волшебное покрывало, сквозь которое лишь привычный взор проникает. Нет, все, что я говорю о них,
есть только следствие
— Или вы меня презираете, или очень
любите! — сказала она наконец голосом, в котором
были слезы.
— Вы молчите? — продолжала она, — вы, может
быть, хотите, чтоб я первая вам сказала, что я вас
люблю?..
— Я думаю то же, — сказал Грушницкий. — Он
любит отшучиваться. Я раз ему таких вещей наговорил, что другой бы меня изрубил на месте, а Печорин все обратил в смешную сторону. Я, разумеется, его не вызвал, потому что это
было его дело; да не хотел и связываться…
— Все… только говорите правду… только скорее… Видите ли, я много думала, стараясь объяснить, оправдать ваше поведение; может
быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого
люблю… О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли?
— Я вам скажу всю истину, — отвечал я княжне, — не
буду оправдываться, ни объяснять своих поступков; я вас не
люблю.
Это письмо
будет вместе прощаньем и исповедью: я обязана сказать тебе все, что накопилось на моем сердце с тех пор, как оно тебя
любит.
Если б я могла
быть уверена, что ты всегда меня
будешь помнить, — не говорю уж
любить, — нет, только помнить…
В первой молодости моей я
был мечтателем; я
любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение.