Неточные совпадения
Служанка подошла прямо к своей добровольной помощнице, Елене Швидчиковой, и сначала позвала ее по имени. Елена не откликалась. Тогда Кирсанова хотела ее побудить рукою, но едва лишь дотронулась до нее, как
упала от страха на пол и потеряла сознание.
Придя в себя, перепуганная
служанка вскочила на ноги и бросилась к другой соседней койке, на которой
спала умопомешанная Фиона Курдюкова (28 лет), но, к ужасу
служанки, Фиона тоже была мертва…
Служанка с страшным воплем кинулась к третьей больной, молодой девушке (18 лет), по имени Прасковье Снегиревой, и закричала ей во весь голос...
После ужина всех призреваемых в вышеозначенном отделении, в 7 часов, положили
спать. Каждая легла на своей койке. Точно так же легли
спать и те пять женщин, которые ночью скоропостижно умерли. Они легли на тех самых постелях и в тех самых комнатах, в которых утром
служанка Кирсанова нашла их мертвыми.
После урочного времени (7 часов вечера), когда всех умалишенных уложили
спать, с ними осталась ночевать дежурная
служанка Федосья Кирсанова. Из лиц правоспособных она одна оставалась ближайшею свидетельницею, что здесь происходило в последующие ночные часы до утра, и с нее тотчас же сняли показание, записанное в акт.
Испуганная арабка с трудом дотащила ее до ее комнаты. Было в ней темно.
Служанка спала или притворялась спящею. Мариорица не велела будить ее, не велела зажигать свечу. Сильные конвульсии перебирали ее; по временам слышен был скрежет зубов, но она старалась, сколько могла, поглотить в себе ужасные муки…
Неточные совпадения
Упала… // «Здесь он! здесь Евгений! // О Боже! что подумал он!» // В ней сердце, полное мучений, // Хранит надежды темный сон; // Она дрожит и жаром пышет, // И ждет: нейдет ли? Но не слышит. // В саду
служанки, на грядах, // Сбирали ягоду в кустах // И хором по наказу пели // (Наказ, основанный на том, // Чтоб барской ягоды тайком // Уста лукавые не ели // И пеньем были заняты: // Затея сельской остроты!).
Но пришла она к Марье Игнатьевне уже поздно: отправив
служанку и оставшись одна, та не вытерпела, встала с постели и, накинув на себя что
попало под руку из одежи, кажется очень что-то легкое и к сезону не подходящее, отправилась сама во флигель к Кириллову, соображая, что, может быть, он ей вернее всех сообщит о муже.
Это была особа старенькая, маленькая, желтенькая, вострорылая, сморщенная, с характером самым неуживчивым и до того несносным, что, несмотря на свои золотые руки, она не находила себе места нигде и
попала в слуги бездомовного Ахиллы, которому она могла сколько ей угодно трещать и чекотать, ибо он не замечал ни этого треска, ни чекота и самое крайнее раздражение своей старой
служанки в решительные минуты прекращал только громовым: «Эсперанса, провались!» После таких слов Эсперанса обыкновенно исчезала, ибо знала, что иначе Ахилла схватит ее на руки, посадит на крышу своей хаты и оставит там, не снимая, от зари до зари.
И точно, у Варвары прислуга не заживалась: своих
служанок Варвара кормила плохо, ругала бесперерывно, жалованье старалась затянуть, а если
нападала на не очень бойкую, то толкала, щипала и била по щекам.
…Я не знаю, что со мною сегодня; голова моя путается, я готова
упасть на колени и просить и умолять пощады. Не знаю, кто и как, но меня как будто убивают, и внутренно я кричу и возмущаюсь; я плачу и не могу молчать… Боже мой! Боже мой! Укроти во мне эти порывы! Ты один это можешь, все другое бессильно: ни мои ничтожные милостыни, ни занятия, ничего, ничего, ничего мне помочь не может. Пошла бы куда-нибудь в
служанки, право: мне было бы легче.