Неточные совпадения
А я сижу, гляжу в книгу и начинаю в уме перекоряться с господом: «
Ну что же? думаю, ведь уж
как я тебя просил,
а ты вот ничего и не сделал!» И с этим встал, чтобы пойти воды напиться,
а меня
как что-то по самой середине камеры хлоп по затылку и на пол бросило…
—
Ну вот: и отметаю! Эх, владыко, владыко! сколько я лет томился, все ждал человека, с которым бы о духовном свободно по духу побеседовать, и, узнав тебя, думал, что вот такого дождался;
а и ты сейчас,
как стряпчий, за слово емлешься! Что тебе надо? — слово всяко ложь, и я тож. Я ничего не отметаю;
а ты обсуди,
какие мне приклады разные приходят — и от любви,
а не от ненависти. Яви терпение, — вслушайся.
—
А вот
как: ламы буддийские на них гонение сделали, — их, этих шаманов, тогда наши чиновники много в острог забрали,
а в остроге дикому человеку скучно: с иными бог весть что деется.
Ну я, грешник, в острог ходил, калачиков для них по купцам выпрашивал и словцом утешал.
—
А чем, владыко, неуместное, — слово препростое. Он, благодетель наш, ведь и сам не боярского рода, за простоту не судится. Род его кто исповесть;
а он с пастухами ходил, с грешниками гулял и шелудивой овцой не брезговал,
а где найдет ее, взвалит себе,
как она есть, на святые рамена и тащит к отцу.
Ну а тот… что ему делать? — не хочет многострадального сына огорчить, — замарашку ради его на двор овчий пустит.
—
Ну, — говорю, — хорошо; в катехизаторы ты, брат Кириак, совсем не годишься,
а в крестители ты, хоть и еретичествуешь немножко, однако пригоден, и
как себе хочешь,
а я тебе снаряжу крестить.
Вот, думаю, когда я достал себе, наконец, к этому делу настоящего мастера! И очень был этому рад, да и
как рад-то! Откровенно скажу вам — с самой казенной точки зрения, — потому что… и архиерей ведь тоже, господа, человек, и ему надокучит, когда одна власть пристает: «крести»,
а другая — «пусти»…
Ну их совсем! скорей как-нибудь кончить в одну сторону, и
как попался ловкий креститель, так пусть уже зауряд все крестит, авось и людям спокойнее станет.
— «
Ну и докажу: по видимому судя, кажется в море действительно более воды, чем в горсти, но когда придет время разрушения мира и из нынешнего солнца выступит другое, огнепалящее, то оно иссушит на земле все воды — и большие и малые: и моря, и ручьи, и потоки, и сама Сумбер-гора (Атлас) рассыпется;
а кто при жизни напоил своею горстью уста жаждущего или обмыл своею рукою раны нищего, того горсть воды семь солнц не иссушат,
а, напротив того, будут только ее расширять и тем самым увеличивать…» — Право,
как вы хотите,
а ведь это не совсем глупо, господа? — вопросил, приостановясь на минуту, рассказчик, —
а?
—
Ну,
а после первого-то крещения вы
как его дразнили?
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «
А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
Неточные совпадения
Еще военный все-таки кажет из себя,
а как наденет фрачишку —
ну точно муха с подрезанными крыльями.
Городничий. Что, Анна Андреевна?
а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство!
Ну, признайся откровенно: тебе и во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с
каким дьяволом породнилась!
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство,
как корове седло!
Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть,
а до сих пор еще не генералы.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот…
Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Артемий Филиппович (Луке Лукичу).Страшно просто.
А отчего, и сам не знаешь.
А мы даже и не в мундирах.
Ну что,
как проспится да в Петербург махнет донесение? (Уходит в задумчивости вместе с смотрителем училищ, произнеся:)Прощайте, сударыня!