Неточные совпадения
— Ну вот тебе хошь бы первая теперь трава
есть, называется коптырь-трава, растет она корешком вверх. Помада
засмеялся и охнул.
— Уйди, уйди, Женичка, —
смеясь проговорил Гловацкий, — и вели давать, что ты там нам
поесть приготовила. Наш медицинский Гамлет всегда мрачен…
Все
были очень рады, что буря проходит, и все
рассмеялись. И заплаканная Лиза, и солидная Женни, и рыцарственная Зина, бесцветная Софи, и даже сама Ольга Сергеевна не могла равнодушно смотреть на Егора Николаевича, который, продекламировав последний раз «картоооффелллю», остался в принятом им на себя сокращенном виде и смотрел робкими институтскими глазами в глаза Женни.
— Это вовсе не похоже; никогда этого у нас не
было, —
смеясь, отвечала Бахареву Женни.
— То-то хорошо. Скажи на ушко Ольге Сергеевне, — прибавила,
смеясь, игуменья, — что если Лизу
будут обижать дома, то я ее к себе в монастырь возьму. Не
смейся, не
смейся, а скажи. Я без шуток говорю: если увижу, что вы не хотите дать ей жить сообразно ее натуре, честное слово даю, что к себе увезу.
Прошло пять дней. Женни, Лиза и няня отговели. В эти дни их навещали Вязмитинов и Зарницын. Доктора не
было в городе. Лиза
была весела, спокойна, охотно рассуждала о самых обыденных вещах и даже нередко шутила и
смеялась.
Все
смеялись; всем
было весело.
— Погоди, брат, погоди, —
будет время, когда ты перестанешь
смеяться; а теперь прощайте, я нарочно фуражку в кармане вынес, чтобы уйти незамеченным.
— Конвент в малом виде, — опять проговорила маркиза, кивнув с улыбкой на Бычкова и Арапова. — А смотрите, какая фигура у него, — продолжала она, глядя на Арапова, — какие глаза-то, глаза — страсть. А тот-то, тот-то — просто Марат. — Маркиза
засмеялась и злорадно сказала: —
Будет им,
будет, как эти до них доберутся да начнут их трепать.
— Да так, у нашего частного майора именинишки
были, так там его сынок рассуждал. «Никакой, говорит, веры не надо. Еще, говорит, лютареву ересь одну кое время можно попотерпеть, а то, говорит, не надыть никакой». Так вот ты и говори: не то что нашу, а и вашу-то, новую, и тое под сокрытие хотят, — добавил,
смеясь, Канунников. — Под лютареву ересь теперича всех произведут.
— А какого зверя не было-то? —
смеясь, допрашивал начетчик.
Калистратова
засмеялась, а Розанову
было досадно.
— А если не станете поднимать платков, так не
будете бросать, что ли? — весело отвечала Ступина. — Хороши вы все, господа, пока не наигрались женщиной! А там и с глаз долой, по первому капризу. — Нет, уж кланяйтесь же по крайней мере; хоть платки поднимайте, — добавила она,
рассмеявшись, — больше с вас взять нечего.
— Посмотрите, что она делает! — говорила,
смеясь, Мечникова. — Она
будет пьяна; непременно пьяна
будет.
— Мне давно надоело жить, — начал он после долгой паузы. — Я пустой человек… ничего не умел, не понимал, не нашел у людей ничего. Да я… моя мать
была полька… А вы… Я недавно слышал, что вы в инсуррекции… Не верил… Думал, зачем вам в восстание? Да… Ну, а вот и правда… вот вы
смеялись над национальностями, а пришли умирать за них.
Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет Бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого,
будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, — Бог с ними!
Неточные совпадения
Пей даром сколько вздумаешь — // На славу угостим!..» // Таким речам неслыханным //
Смеялись люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не плевали в бороду // Ретивым крикунам.
В дому-то мало радости: // Избенка развалилася, // Случается,
есть нечего — //
Смеется дурачок!
Стародум. Ему многие
смеются. Я это знаю.
Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на новые распоряжения молодой барыни в кладовой, видел, что Кити
была необыкновенно мила, когда она,
смеясь и плача, приходила к нему объявить, что девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто не слушает.
— Я
смеюсь, — сказала она, — как
смеешься, когда увидишь очень похожий портрет. То, что вы сказали, совершенно характеризует французское искусство теперь, и живопись и даже литературу: Zola, Daudet. Но, может
быть, это всегда так бывает, что строят свои conceptions [концепции] из выдуманных, условных фигур, а потом — все combinaisons [комбинации] сделаны, выдуманные фигуры надоели, и начинают придумывать более натуральные, справедливые фигуры.