И тут я с печи спрыгнула, // Обулась. Долго слушала, — // Все тихо, спит семья! // Чуть-чуть я дверью скрипнула // И вышла. Ночь морозная… // Из Домниной избы, // Где парни деревенские // И девки собиралися, // Гремела песня складная. //
Любимая моя…
— Ты пришел на ногах? — спросила она, переводя с французского. — Останемся здесь, это
любимое мое место. Через полчаса — обед, мы успеем поговорить.
— Слава Богу… Вот тетушка прислала вам ваше
любимое мыло, розовое, — сказала она, кладя мыло на стол и полотенца на ручки кресел.
Мы вместе с Гагиным переправились через Рейн и, проходя мимо
любимого моего ясеня с статуйкой мадонны, присели на скамью, чтобы полюбоваться видом.
Неточные совпадения
— Ну, уж извини меня, но есть что-то мизерное в этом считаньи. У нас свои занятия, у них свои, и им надо барыши. Ну, впрочем, дело сделано, и конец. А вот и глазунья, самая
моя любимая яичница. И Агафья Михайловна даст нам этого травничку чудесного…
— А, они уже приехали! — сказала Анна, глядя на верховых лошадей, которых только что отводили от крыльца. — Не правда ли, хороша эта лошадь? Это коб.
Моя любимая. Подведи сюда, и дайте сахару. Граф где? — спросила она у выскочивших двух парадных лакеев. — А, вот и он! — сказала она, увидев выходившего навстречу ей Вронского с Весловским.
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в
моей жизни на большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия
любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста
мои за
любимой матерью, любовь к ней и любовь к богу как-то странно сливались в одно чувство.
«Ну, братцы, — сказал Пугачев, — затянем-ка на сон грядущий
мою любимую песенку.