Неточные совпадения
— Вот твой колыбельный уголочек, Женичка, —
сказал Гловацкий, введя дочь в эту комнату. — Здесь стояла твоя колыбелька, а материна кровать вот тут, где и теперь стоит. Я ничего не трогал после покойницы, все думал: приедет Женя, тогда как сама
хочет, —
захочет, пусть изменяет по своему вкусу, а не
захочет, пусть оставит все по-материному.
— То-то хорошо.
Скажи на ушко Ольге Сергеевне, — прибавила, смеясь, игуменья, — что если Лизу будут обижать дома, то я ее к себе в монастырь возьму. Не смейся, не смейся, а
скажи. Я без шуток говорю: если увижу, что вы не
хотите дать ей жить сообразно ее натуре, честное слово даю, что к себе увезу.
Потребляемых вещей Масленников жертвовать не любил: у него было сильно развито стремление к монументальности, он стремился к некоторому, так
сказать, даже бессмертию:
хотел жить в будущем.
— Никакого пренебрежения нет: обращаюсь просто, как со всеми. Ты меня извинишь, Женни, я
хочу дочитать книгу, чтобы завтра ее с тобой отправить к Вязмитинову, а то нарочно посылать придется, —
сказала Лиза, укладываясь спать и ставя возле себя стул со свечкой и книгой.
«Я
хотела тебя спросить, зачем ты стала меня чуждаться?» — собиралась было
сказать Гловацкая, обрадованная добрым расположением Лизы, но прежде чем она успела выговорить вопрос, возникший в ее головке, Лиза погасила о подсвечник докуренную папироску и молча опустила глаза в книгу.
— Я вот
хочу, Женни, веру переменить, чтобы не говеть никогда, — подмигнув глазом,
сказала Лиза. — Правда, что и ты это одобришь? Борис вон тоже согласен со мною:
хотим в немцы идти.
— Доктор! мы все на вас в претензии, —
сказала, подходя к ним, Женни, — вы философствуете здесь с Лизой, а мы
хотели бы обоих вас видеть там.
Няня была слишком умна, чтобы сердиться, но и не
хотела не заявить, хоть шутя, своего неудовольствия доктору. Поднимаясь, она
сказала...
— До свидания, доктор, — и пожала его руку так, как Ж енщины умеют это делать, когда
хотят рукою
сказать: будем друзьями.
— Я
хотел вам
сказать… и я не вижу, зачем мне молчать далее… Вы сами видите, что… я вас люблю.
— Я люблю вас, Евгения Петровна, — повторил Вязмитинов, — я
хотел бы быть вашим другом и слугою на целую жизнь…
Скажите же,
скажите одно слово!
Выйдя за ворота, Розанов
хотел взять извозчика, но Арапов
сказал, что не надо.
— Да, я знаю, что это фамильная вещь, что вы ею дорожите, и
хотела умереть, чтоб уж не
сказать вам этого горя.
Диссертация подвигалась довольно успешно, и Лобачевский был ею очень доволен,
хотя несколько и подтрунивал над Розановым, утверждая, что его диссертация более художественное произведение, чем диссертация. «Она, так
сказать, приятная диссертация», — говорил он, добавляя, что «впрочем, ничего; для медицинского поэта весьма одобрительна».
— Оттого, что я этого не
хочу, оттого, что я пойду к генерал-губернатору: я мать, я имею всякое право, хоть бы ты была генеральша, а я имею право; слово
скажу, и тебя выпорют, да, даже выпорют, выпорют.
— Извините, — начал он, обращаясь к сидевшим на окне дамам, — мне
сказали, что в эту квартиру переезжает одна моя знакомая, и я
хотел бы ее видеть.
— Да. Вы
хотите видеть Бахареву. Я
скажу ей сейчас.
Лиза
сказала о Вязмитинове, что он стал неисправимым чиновником, а он отозвался о ней жене как о какой-то беспардонной либералке, которая непременно
хочет переделать весь свет на какой-то свой особенный лад, о котором и сама она едва ли имеет какое-нибудь определенное понятие.
— Пьяна? Вы говорите, что я пьяна? А
хотите, я докажу вам, что я трезвее всех вас?
Хотите? — настойчиво спрашивала Агата и, не ожидая ответа, принесла из своей комнаты английскую книгу, положила ее перед Красиным. — Выбирайте любую страницу, —
сказала она самонадеянно, — я обязываюсь, не выходя из своей комнаты, сделать перевод без одной ошибки.
Белоярцев доходил до самообожания и из-за этого даже часто забывал об обязанностях, лежащих на нем по званию социального реформатора.
Хотя он и говорил: «отчего же мне не скучно?», но в существе нудился более всех и один раз при общем восклике: «какая скука! какая скука!» не ответил: «отчего же мне не скучно?», а походил и
сказал...
Я вам
хотел это
сказать еще вчера, когда виделись у № 7, но это было невозможно, и это было бесполезно в присутствии № 11.
— Томаш! — опять зовет шепотом ребенок, — знаешь, что я
хочу тебе
сказать: я ведь пропаду тут. У меня силы нет, Томаш.
Лиза попробовала было
сказать, что она не
хочет чаю и не выйдет, но первый звук ее собственного голоса действовал на нее так же раздражающе, как и чужой.
— Нет-с, есть. — А повторительно опять тоже такое дело: имел я в юных летах, когда еще находился в господском доме, товарища, Ивана Ивановича Чашникова, и очень их любил, а они пошли в откупа, разбогатели и меня, маленького купца, неравно забыли, но, можно
сказать, с презреньем даже отвергли, — так я вот желаю, чтобы они увидали, что нижнедевицкий купец Семен Лазарев
хотя и бедный человек, а может держать себя на точке вида.
— Люди перед смертью бывают слабы, — начала она едва слышно, оставшись с Лобачевским. — Физические муки могут заставить человека
сказать то, чего он никогда не думал; могут заставить его сделать то, чего бы он не
хотел. Я желаю одного, чтобы этого не случилось со мною… но если мои мучения будут очень сильны…
— За бедных?.. — Домовладелица задумалась и, наконец,
сказала: — Пусть кто
хочет выходит; но я моих дочерей отдам за купцов…