— Ну нет, это дудки! И
на порог к себе его
не пущу!
Не только хлеба — воды ему, постылому,
не вышлю! И люди меня за это
не осудят, и Бог
не накажет. На-тко! дом прожил, имение прожил — да разве я крепостная его, чтобы всю жизнь
на него одного припасать? Чай, у меня и другие дети есть!
Наркис. Я и то
не заикаюсь, я тебе явственно говорю. А то я тебя и
на порог к себе
не пущу. А завтрашнего числа, как буду хозяину отчет отдавать, все твои дела ему, как
на ладони.
— Судя по нравам Англии и даже Польши, — говорил Бенни, — я думал, что меня или вовсе
не захотят
на порог пустить, или же примут так, чтобы я чувствовал, что сделал мой товарищ, и я готов был
не обижаться, как бы жестко меня ни приняли; но, к удивлению моему, меня обласкали, и меня же самого просили забыть о случившейся вчера за столом истории. Они меня же сожалели, что я еду с таким человеком, который так странно себя держит. Эта доброта поразила меня и растрогала до слез.