Неточные совпадения
Среди таких занятий нашей компании, о которых я рассказываю, под окнами послышался шум от подъехавшего экипажа
и вслед за
тем стук в ворота
и говор. Няня взглянула в окно
и сказала...
Но генеральша отклонила матушкино хлебосольство, объяснив, все в
том же неприступном тоне, что она разогретого не кушает
и чаю не пьет, что для нее сейчас сварят кофе в ее кофейнике, а пока… она в это время обратилась к Петру Ивановичу
и сказала...
Тогда, в
те мрачные времена бессудия
и безмолвия на нашей земле, все это казалось не только верхом остроумия, но даже вменялось беспокойному старику в высочайшую гражданскую доблесть,
и если бы он кого-нибудь принимал,
то к нему всеконечно многие бы ездили на поклонение
и считали бы себя через
то в опасном положении, но у дяди, как я
сказал, дверь была затворена для всех,
и эта-то недоступность делала его еще интереснее.
Прислонясь к спинке кресла, на котором застал меня дядя, я не сомневался, что у него в кармане непременно есть где-нибудь ветка омелы, что он коснется ею моей головы,
и что я тотчас скинусь белым зайчиком
и поскачу в это широкое поле с темными перелогами, в которых растлевается флером весны подернутый снег, а он скинется волком
и пойдет меня гнать… Что шаг,
то становится все страшнее
и страшнее…
И вот дядя подошел именно прямо ко мне, взял меня за уши
и сказал...
— Нет таких средств,
и если даже не ошибаюсь,
то, мне кажется, нет таких физических средств, —
сказал в ответ ему, вздохнувши, другой маленький мальчик.
— А кто это
сказал —
тот дурак, — заметил возмужалым голосом некто Калатузов, молодой юноша лет восемнадцати, которого нежные родители бог весть для чего продержали до этого возраста дома
и потом привезли для
того, чтобы посадить рядом с нами во второй класс.
Калатузов пригинался
то к одному из них,
то к другому
и, получая вместо определительных слов какое-то жужжание, вышел, наконец, из терпения
и сказал...
— Это не может быть, —
сказал директор, — чтобы вы все были так безнравственны, низки, чтобы желать подвергнуть себя такому грубому наказанию. Я уверен, что между вами есть благородные, возвышенные характеры,
и начальство вполне полагается на их благородство: я отношусь теперь с моим вопросом именно только к таким,
и кто истинно благороден, кто мне объяснит эту историю,
тот поедет домой сейчас же, сию же минуту!
Через
ту же лестницу мы снова спустились на двор, где я хотел раскланяться с Постельниковым, не имея, впрочем, никакого определенного плана ни переезжать на квартиру к его сестре, ни улизнуть от него; но Леонид Григорьевич предупредил меня
и сказал...
Мы сели
и понеслись. Во всю дорогу до Никитских ворот капитан говорил мне о своем житье, о службе, о бывающих у него хорошеньких женщинах, о
том, как он весело живет,
и вдруг остановил кучера, указал мне на одни ворота
и сказал...
Однако я должен вам
сказать, что совесть моя была неспокойна: она возмущалась моим образом жизни,
и я решил во что бы
то ни стало выбраться из этой компании; дело стояло только за
тем, как к этому приступить? Как
сказать об этом голубому купидону
и общим друзьям?.. На это у меня не хватило силы,
и я все откладывал свое решение день ото дня в сладостной надежде, что не подвернется ли какой счастливый случай
и не выведет ли он меня отсюда, как привел?
—
Скажите, бога ради,
и тот, — говорю, — был не боек.
«Было, — говорю, — сие так, что племянница моя, дочь брата моего, что в приказные вышел
и служит советником, приехав из губернии, начала обременять понятия моей жены, что якобы наш мужской пол должен в скорости обратиться в ничтожество, а женский над нами будет властвовать
и господствовать;
то я ей на это возразил несколько апостольским словом, но как она на
то начала, громко хохоча, козлякать
и брыкать, книги мои без толку порицая,
то я, в книгах нового сочинения достаточной практики по бедности своей не имея, а чувствуя, что стерпеть сию обиду всему мужскому колену не должен,
то я, не зная, что на все ее слова ей отвечать,
сказал ей: „Буде ты столь превосходно умна,
то скажи, говорю, мне такое поучение, чтоб я признал тебя в чем-нибудь наученною“; но тут, владыко,
и жена моя, хотя она всегда до сего часа была женщина богобоязненная
и ко мне почтительная, но вдруг тоже к сей племяннице за женский пол присоединилась,
и зачали вдвоем столь громко цокотать, как две сороки, „что вас, говорят, больше нашего учат, а мы вас все-таки как захотим, так обманываем“,
то я, преосвященный владыко, дабы унять им оное обуявшее их бессмыслие, потеряв спокойствие, воскликнул...
Но
скажите, бога ради, разве меньшая несообразность утверждать, что у человека нет свободной воли, что он зависит от молекул
и от нервных узлов,
и в
то же самое время мстить ему за
то, что он думает или поступает так, а не этак?
Если все дело в наших молекулах
и нервах,
то люди ни в чем не виноваты, а если душевные движения их независимы,
то «правители всегда впору своему народу», как
сказал Монтескье; потом ведь… что же такое
и сами правители?
Становой снова улыбнулся, беззаботно
и бодро крякнув, отвечал, что год
тому назад ему лучшие врачи в Петербурге
сказали, что он больше двух лет не проживет.
А сердиться на
то, что вы мне этого не сообщаете, — я не смею: вы хозяин, вы имеете право
сказать мне об этом
и имеете право не
сказать.
— Начали, — говорит, — расспрашивать: «Умирает твой барин или нет?» Я говорю: «Нет, слава богу, не умирает». — «
И на ногах, может быть, ходит?» — «На чем же им, отвечаю,
и ходить, как не на ногах». Доктор меня
и поругал: «Не остри, — изволили
сказать, — потому что от этого умнее не будешь, а отправляйся к своему барину
и скажи, что я к нему не пойду, потому что у кого ноги здоровы,
тот сам может к лекарю прийти».
— Я вам мое мнение
сказал, — отвечал лекарь. — Я себе давно решил, что все хлопоты об устройстве врачебной части в селениях ни к чему не поведут, кроме обременения крестьян,
и давно перестал об этом думать, а думаю о лечении народа от глупости, об устройстве хорошей, настоящей школы, сообразной вкусам народа
и настоящей потребности,
то есть чтобы все эти гуманные принципы педагогии прочь, а завести школы, соответственные нравам народа, спартанские, с бойлом.
— Нет, к ней не ходите: ее в деревни не берут; она только офицерам, которые стоят с полком, деньги под залог дает да скворцов учит говорить
и продает их купцам. Вот становой у нас был Васильев,
тот, может быть,
и мог бы вам что-нибудь
сказать, он в душевных болезнях подавал утешение, умел уговаривать терпеть, — но
и его, на ваше несчастие, вчерашний день взяли
и увезли в губернский город.
— Ну, как знаешь; только послушай же меня: повремени, не докучай никому
и не серьезничай. Самое главное — не серьезничай, а
то, брат… надоешь всем так, — извини, — тогда
и я от тебя отрекусь. Поживи, посмотри на нас: с кем тут серьезничать-то станешь? А я меж
тем губернаторше
скажу, что способный человек приехал
и в аппетит их введу на тебя посмотреть, — вот тогда ты
и поезжай.
Я узнал при сем случае, что Авдотья Гордевна бела как сахар, вдова тридцати лет
и любит наливочку, а когда выпьет,
то становится так добра, что хоть всю ее разбери тогда, она слова не
скажет.
— Нет, — отвечал Дергальский, — не имею… Я слихал, сто будто нас полицеймейстель своих позальных солдат от всех болезней келосином лечит
и очень холосо; но будто бы у них от этого животы насквозь светятся; однако я боюсь это утвельздать, потому сто, мозет быть, мне все это на смех говолили, для
того, стоб я это ласпустил, а потом под этот след хотят сделать какую-нибудь действительную гадость,
и тогда пло
ту уз нельзя будет
сказать. Я тепель остолозен.
— «Стяните вы ее, Россию-то, а
то ведь она у вас р-а-с-с-ы-п-е-т-с-я!» — привел он из тургеневской брошюры
и снова захохотал. — Вы, впрочем, сами здесь, кажется, насчет стягиванья… липким пластырем, что ли ее, Федорушку, спеленать хотите? — обратился он ко мне, отирая выступившие от смеха слезы. —
Скажите бога ради, что такое вы задумали нам приснастить.
— Ну,
скажите, ради бога, не тонкая ли бестия? — воскликнул, подскочив, генерал. — Видите, выдумал какой способ! Теперь ему все будут кланяться, вот увидите,
и заискивать станут. Не утаю греха — я ему вчера первый поклонился: начнете, мол, нашего брата солдата в одном издании ругать, так хоть в другом поддержите. Мы, мол, за
то подписываться станем.
— Я этого не
сказал, мое… Что мое,
то, может быть, немножко
и страдает, но ведь это кратковременно,
и потом все это плоды нашей цивилизации (вы ведь, конечно, знаете, что увеличение числа помешанных находится в известном отношении к цивилизации: мужиков сумасшедших почти совсем нет), а зато я, сам я (Васильев просиял радостью), я спокоен как нельзя более
и… вы знаете оду Державина «Бессмертие души»?
— Ничего, — говорит, — не знаю зачем, а только очень сожалели, что не застали, даже за головы хватались: «что мы, говорят, теперь генералу
скажем?»
и с
тем и уехали. Обещали завтра рано заехать, а я, — говорит, — сюда
и побежал, чтоб известить.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям
и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо
скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что
тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь
скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да
и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе…
И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит,
и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Осип (выходит
и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту,
и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи, барин не плотит: прогон, мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения
и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу
сказать. Да
и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено,
и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Бобчинский. Да если этак
и государю придется,
то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.