Едва возы, скрипя, поравнялись с широкими воротами клуни, эти ворота внезапно открылись, капитан с людьми
выскочил из засады и, похватав лошадей и волов, — завернул возы в клуню.
Полагая себя уже в безопасности, они
выскочили из засады, и что-то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ноженками.
Себя автор называл не иначе, как «сиротой — дворянином», противника — «именующимся капитаном» (мой дядя был штабс — капитаном в отставке), имение его называлось почему-то «незаконно приобретенным», а рабочие — «безбожными»… «И как будучи те возы на дороге, пролегающей мимо незаконно приобретенного им, самозванцем Курцевичем, двора, то оный самозванный капитан со своей безбожною и законопротивною бандою,
выскочив из засады с великим шумом, криком и тумультом, яко настоящий тать, разбойник и публичный грабитель, похватав за оброти собственных его сироты — дворянина Банькевича лошадей, а волов за ярма, — сопроводили оных в его, Курцевича, клуню и с великим поспехом покидали в скирды.
Неточные совпадения
Вдруг издали увидел Веру — и до того потерялся, испугался, ослабел, что не мог не только
выскочить, «как барс»,
из засады и заградить ей путь, но должен был сам крепко держаться за скамью, чтоб не упасть. Сердце билось у него, коленки дрожали, он приковал взгляд к идущей Вере и не мог оторвать его, хотел встать — и тоже не мог: ему было больно даже дышать.
Он трясся от лихорадки нетерпения, ожидая, когда она воротится. Он, как барс,
выскочил бы
из засады, загородил ей дорогу и бросил бы ей этот взгляд, сказал бы одно слово… Какое?
Штук шесть громадных степных овчарок вдруг,
выскочив точно
из засады, с свирепым воющим лаем бросились навстречу бричке.