Неточные совпадения
Но красивые формы и линии заплыли жиром, кожа пожелтела, глаза выцвели и поблекли; всеразрушающая рука времени беспощадно коснулась
всего, оставив под этой разрушавшейся оболочкой женщину, которая, как разорившийся богач, на каждом шагу должна была испытывать коварство и черную неблагодарность
самых лучших своих друзей.
Занимая довольно видный пост в конторе и пользуясь своим столичным положением, где вовремя и под рукой всегда и
все можно было разведать и разузнать, Загнеткин служил Раисе Павловне
самым исправным корреспондентом, извещая ее о малейших изменениях и колебаниях в служебной атмосфере.
Схематически изобразить то, что, например, творилось в иерархии Кукарских заводов, можно так: представьте себе совершенно коническую гору, на вершине которой стоит
сам заводовладелец Лаптев; снизу со
всех сторон бегут, лезут и ползут сотни людей, толкая и обгоняя друг друга.
Чем выше, тем давка сильнее; на вершине горы, около
самого заводовладельца, может поместиться
всего несколько человек, и попавшим сюда счастливцам
всего труднее сохранить равновесие и не скатиться под гору.
Как женщина, Раиса Павловна относилась ко
всему, что происходило вокруг нее и с ней
самой, с большой страстностью, и в ее глазах
вся путаница творящихся в заводском мире событий окрашивалась слишком ярко.
За Родионом Антонычем был послан третий рассылка. Раиса Павловна начинала терять терпение, и у ней по лицу выступили багровые пятна. В момент, когда она совсем была готова вспылить неудержимым барским гневом, дверь в кабинет неслышно растворилась, и в нее осторожно пролез
сам Родион Антоныч. Он сначала высунул в отворенную половинку дверей свою седую, обритую голову с щурившимися серыми глазками, осторожно огляделся кругом и потом уже с подавленным кряхтением ввалился
всей своей упитанной тушей в кабинет.
— О, помню, помню, царица Раиса! Дайте ручку поцеловать… Да, да… Когда-то, давно-давно, Виталий Прозоров не только декламировал вам чужие стихи, но и
сам парил для вас. Ха-ха… Получается даже каламбур: парил и парил. Так-с…
Вся жизнь состоит из таких каламбуров! Тогда, помните эту весеннюю лунную ночь… мы катались по озеру вдвоем… Как теперь вижу
все: пахло сиренями, где-то заливался соловей! вы были молоды, полны сил, и судеб повинуясь закону…
Блинов — профессор университета, стяжал себе известное имя, яко политико-эконом и светлая финансовая голова, затем, как я уже сказал вам, хороший человек во
всех отношениях — и вдруг этот
самый генерал Блинов, со
всей своей ученостью, честностью и превосходительством, сидит под башмаком какого-то урода.
То же
самое творится и в области искусства и науки, где каждая новая истина, всякое художественное произведение, редкие жемчужины истинной поэзии —
все это выросло и созрело благодаря существованию тысяч неудачников и непризнанных гениев.
— С ним, конечно, едет Прейн, потом толпа молодежи… Превесело проведем
все лето.
Самый отличный случай для твоих первых триумфов!.. Да, мы им
всем вскружим голову… У нас один бюст чего стоит, плечи, шея… Да?.. Милочка, женщине так мало дано от бога на этом свете, что она своим малым должна распорядиться с величайшей осторожностью. Притом женщине ничего не прощают, особенно не прощают старости… Ведь так… а?..
— Настоящая змея! — с улыбкой проговорила Раиса Павловна, вставая с кушетки. — Я
сама устрою тебе
все… Сиди смирно и не верти головой. Какие у тебя славные волосы, Луша! — любовалась она, перебирая в руках тяжелые пряди еще не просохших волос. — Настоящий шелк… У затылка не нужно плести косу очень туго, а то будет болеть голова. Вот так будет лучше…
Этот профессор принадлежал к университетским замухрышкам, которые
всю жизнь тянут
самую неблагодарную лямку: работают за десятерых, не пользуются благами жизни и кончают тем, что оставляют после себя несколько томов исследования о каком-нибудь греческом придыхании и голодную семью.
Явившись к Прозоровой, она
сама объяснила ей
все и устроила окончательный разрыв между супругами.
Это были
самые странные отношения, какие только можно себе представить: Раиса Павловна ненавидела Прозорова и всюду тащила его за собой, заставляя опускаться
все ниже и ниже.
Самая красота подраставшей Луши бесила Раису Павловну, и она с удовольствием по целым часам дразнила и мучила беззащитную девочку, которая слишком рано для своего возраста привыкла скрывать
все свои душевные движения.
Девочка отмалчивалась в счастливом случае или убегала от своей мучительницы со слезами на глазах. Именно эти слезы и нужны были Раисе Павловне: они точно успокаивали в ней того беса, который мучил ее. Каждая ленточка, каждый бантик, каждое грязное пятно, не говоря уже о мужском костюме Луши, —
все это доставляло Раисе Павловне обильный материал для
самых тонких насмешек и сарказмов. Прозоров часто бывал свидетелем этой травли и относился к ней с своей обычной пассивностью.
Когда прямая атака не удалась, Раиса Павловна пошла к своей цели обходным движением: она принялась исподволь воспитывать эту девочку, платившую ей
самой черной неблагодарностью за
все хлопоты.
Такая политика, конечно, принесла
самые быстрые плоды: Луша бессознательно копировала во
всем свою воспитательницу и удивляла отца своими резкими выходками и недевичьей проницательностью.
Дом клали из даровых кирпичей, штукатурили, крыли крышей, красили, украшали —
все это делалось при случае разными нужными людьми, которые
сами после приходили благодарить Родиона Антоныча и величали его в глаза и за глаза благодетелем.
Все делалось как-то
само собой — каждый гвоздь
сам собой лез в стену, песочек, глинка, известочка и прочая строительная благодать тоже
сама собой тащилась с разных сторон к дому, — и вдруг
все это начнет расползаться в разные стороны — тоже
само собой.
— Что же, я ограбил кого? украл? — спрашивал он
самого себя и нигде не находил обвиняющих ответов. — Если бы украсть — разве я стал бы руки марать о такие пустяки?.. Уж украсть так украсть, а то… Ах ты, господи, господи!.. Потом да кровью
все наживал, а теперь вот под грозу попал.
Впрочем,
сам Горемыкин в этом случае не был виноват ни душой, ни телом:
всем делом верховодила Раиса Павловна, предоставившая мужу специально заводскую часть.
Вся эта «история» при помощи хорошего человека была партикулярным путем передана в руки
самой Раисы Павловны.
Когда
все законные способы ограничения земской дерзости были исчерпаны, Родион Антоныч вкупе с Раисой Павловной решились нанести этому ненавистному учреждению
самый роковой удар его же собственным оружием: неисповедимыми путями в Ельниковское земское собрание большинство гласных были избраны заводские приспешники и клевреты управителя, поверенные, разная мелкая служащая сошка и, наконец,
сам Родион Антоныч, который сразу организовал большинство голосов в свою пользу.
Поездка Лаптева в сопровождении генерала Блинова служила
самым блестящим ответом с его стороны Родиону Антонычу и Раисе Павловне за
всю их политику против него.
Прейн был не особенно прихотливый человек и довольствовался
всего двумя комнатами, которые сообщались с половиной Раисы Павловны и с кабинетом
самого владельца.
Вообще Горемыкин жил полной, осмысленной жизнью только на фабрике, где чувствовал себя, как и
все другие люди, но за стенами этой фабрики он сейчас же превращался в слепого и глухого старика, который
сам тяготился своим существованием.
Перед этим чудовищем
все отступало на задний план, действительность представлялась в
самом миниатюрном масштабе, а действующие лица походили на пигмеев.
Старичок сановник, сладко закрывая глаза, несколько раз рассказывал себе пикантный анекдот, которым его угостила Раиса Павловна; археолог бережно завертывал в бумагу каменный топор, который Раиса Павловна пожертвовала ему из своей коллекции; миллионер испытывал зуд во
всем теле от комплиментов Раисы Павловны; сильное чиновное лицо долго нюхало воздух, насквозь прокуренный Раисой Павловной
самым великосветским фимиамом.
Сказать спич, отделать тут же за столом своего ближнего на
все корки, посмеяться между строк над кем-нибудь — на
все это Вершинин был великий мастер, так что
сама Раиса Павловна считала его очень умным человеком и сильно побаивалась его острого языка.
М-lle Эмма слушала
весь этот вздор с своей обычной апатией, не обращая внимания на Прозорова, который после неудачной атаки под столом принялся ей отчитывать
самые страстные строфы из Гейне и даже Сзади.
Раиса Павловна, конечно,
все это видела, но не придавала таким глупостям никакого значения, потому что
сама в веселую минуту иногда давала подколенника какому-нибудь кавалеру-новичку, в виде особенной ласки называла дам свиньями и употребляла по-французски и даже по-русски такие словечки, от которых краснела даже m-lle Эмма.
Буря пронеслась, и
все понемногу успокоились, даже m-r Половннкин, который теперь с
самым развязным видом старался рассмешить Анниньку.
Сам хитроумный и на
все оборотистый Родион Антоныч решительно ничем не мог помочь Раисе Павловне и только нагонял на нее тоску своими бесконечными охами и вздохами.
— Я не понимаю только одного, ведь Луша выходит за Яшу Кормилицына, давно
всем известно, и
сама же Раиса Павловна об этом так хлопотала.
Она внимательно следила за каждым шагом вперед: где выкрасили, где переклеили новые обои, где покрыли лаком —
все это, вместе взятое, служило
самым верным доказательством приближающихся событий.
Раиса Павловна
все это испытала на себе
самой, и у ней невольно екнуло в груди ее сорокалетнее сердце при виде этого поляка-красавца, в котором
все выдавало его кровное аристократическое происхождение.
Даже
самые трусливые, в том числе Родион Антоныч, настолько были утомлены этим тянувшим душу чувством, что, кажется, уже ничего не боялись и желали только одного, чтобы
все это поскорее разрешилось в ту или другую сторону.
Мастеровые в новых зипунах и армяках, старики с палками, бабы в пестрых платках, босоногие ребятишки —
все слилось в одну массу, которая приготовилась простоять здесь до
самого вечера, чтобы хотя одним глазком взглянуть на барина.
Когда через пять минут в комнату вбежал встревоженный и бледный Родион Антоныч, дело разъяснилось вполне, с
самой беспощадной ясностью для
всех действующих лиц.
Нина Леонтьевна в качестве хозяйки старалась поддержать
самый непринужденный разговор, что ей было не особенно трудно сделать при трогательных усилиях
всех действующих лиц.
Все это трескучее торжество отзывалось на половине Раисы Павловны похоронными звуками.
Сама она, одетая в белый пеньюар с бесчисленными прошивками, лежала на кушетке с таким истомленным видом, точно только сейчас перенесла
самую жестокую операцию и еще не успела хорошенько проснуться после хлороформирования. «Галки» сидели тут же и тревожно прислушивались к доносившимся с улицы крикам, звукам музыки и треску ракет.
— Отчего же, с большим удовольствием! План
самый простой: я постараюсь дать полный ход
всем замыслам Тетюева, буду ему помогать во
всем — вот и только.
Вавило и Таврило встали по обе стороны машины, тележка подкатилась, и вяземский пряник, точно
сам собой, нырнул в ближайшее,
самое большое отверстие, обсыпав
всех белыми и синими искрами.
Хорошо сохранили основной промышленный тип, собственно, только два поколения —
сам Гордей и его сыновья; дальше начинался целый ряд тех «русских принцев», которые удивляли
всю Европу и, в частности, облюбованный ими Париж тысячными безобразиями и чисто русским самодурством.
Вероятно, в часы раздумья, если они только находили на него, Евгений Константиныч
сам удивлялся
самому себе, так
все в его жизни было перепутано, непонятно и непредвидимо.
Генерал с своей стороны очень горячо и добросовестно отнесся к своей задаче и еще в Петербурге постарался изучить
все дело, чтобы оправдать возложенные на него полномочия, хотя не мог понять очень многого, что надеялся пополнить уже на
самом месте действия.
Можно сказать вполне утвердительно, что эти колебания во взглядах правительства до сих пор
самым пагубным образом отражались на
всей русской промышленности, а на горной в особенности.
— Выпей. Только о Мальтусе я упомянул, Виталий Кузьмич, между прочим, собственно для выяснения своих взглядов — это еще вопрос далекого будущего, а теперь прежде
всего необходимо
самое существенное: развязаться с этой уставной грамотой, а потом освободить заводы от долгов. Ведь у нас
все металлы заложены в государственный банк…
— Тем хуже для тебя! Если я погибаю, то погибаю только одной своей особой, от чего никому ни тепло, ни холодно, а ты хочешь затянуть мертвой петлей десятки тысяч людей во имя своих экономических фантазий. Иначе я не могу назвать твоей системы… Что это такое,
вся эта ученая галиматья, если ее разобрать хорошенько?
Самая некрасивая подтасовка научных выводов, чтобы угодить золотому тельцу.
Неточные совпадения
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой
весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части, а я отправлюсь
сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Очень почтительным и
самым тонким образом.
Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек,
самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Городничий. Я
сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же я задам перцу
всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Почтмейстер.
Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и
все помутилось.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину
самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб
все живее, а не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.