Неточные совпадения
Раиса Павловна сердито плюнула
и торопливо зашагала по
кабинету. Горничная нерешительно продолжала оставаться
в дверях.
За Родионом Антонычем был послан третий рассылка. Раиса Павловна начинала терять терпение,
и у ней по лицу выступили багровые пятна.
В момент, когда она совсем была готова вспылить неудержимым барским гневом, дверь
в кабинет неслышно растворилась,
и в нее осторожно пролез сам Родион Антоныч. Он сначала высунул
в отворенную половинку дверей свою седую, обритую голову с щурившимися серыми глазками, осторожно огляделся кругом
и потом уже с подавленным кряхтением ввалился всей своей упитанной тушей
в кабинет.
— Ну
и отправляйся
в свой завод, а мы здесь будем одеваться. Кофе я пришлю к тебе
в кабинет.
После этого нравоучения Родион Антоныч поднялся к себе наверх,
в кабинет, бережно снял камлотовую крылатку, повесил ее
в угол на гвоздик
и посмотрел кругом взглядом человека, который что-то потерял
и даже не может припомнить хорошенько, что именно.
Родион Антоныч с тоской посмотрел на расписной потолок своего
кабинета, на расписанные трафаретом стены, на шелковые оконные драпировки, на картину заводского пруда
и облепивших его домиков, которая точно была нарочно вставлена
в раму окна,
и у него еще тяжелее засосало под ложечкой.
Платон Васильич несколько раз пробовал было просунуть голову
в растворенные половинки дверей, но каждый раз уходил обратно: его точно отбрасывало электрическим током, когда Раиса Павловна поднимала на него глаза. Эта немая сцена была красноречивее слов,
и Платон Васильич уснул
в своем
кабинете, чтобы утром вести Евгения Константиныча по фабрикам, на медный рудник
и по всем другим заводским мытарствам.
Прозоров все время осматривал
кабинет генерала, напрасно отыскивая
в нем что-то, что ему было нужно,
и наконец проговорил...
На подъезде картинно лежали два датских дога; на звонок из передней, как вспугнутый вальдшнеп, оторопело выбегал
в серой официальной куртке дежурный лесообъездчик; на лестнице тянулся мягкий ковер;
кабинет хозяина был убран на охотничий манер, с целым арсеналом оружия, с лосиными
и оленьими рогами, с чучелами соколов
и громадной медвежьей шкурой на полу.
В кабинет действительно вошел сам Тетюев, облеченный
в темную синюю пару, серые перчатки
и золотое пенсне. Он с деловой, сосредоточенной улыбкой пожал всем руки, извинился, что заставил себя ждать,
и проговорил, сосредоточенно роняя слова, как доктор отсчитывает капли лекарства...
Когда лакей заявил, что Евгений Константиныч встали
и принимают, Яша Кормилицын сделал инстинктивное движение к выходным дверям, но его схватила железная рука Майзеля
и втолкнула
в кабинет набоба.
Общее изумление на мгновение всех заставило оцепенеть, когда
в кабинете Евгения Константиныча, кроме самого хозяина
и Прейна, заговорщики увидали…
Как попал Прозоров
в кабинет набоба
и вдобавок попал
в такое время дня, когда к Евгению Константинычу имели доступ только самые близкие люди или люди по особенно важным делам, — все это являлось загадкой.
В глубине
кабинета стоял m-r Чарльз, неумолимый
и недоступный, как сама судьба; из-под письменного стола выставилась атласная голова Brunehaut, которая слегка заворчала на заговорщиков
и даже оскалила свои ослепительно-белые зубы.
В кабинете наступила тяжелая пауза. Даже Прейн не знал, что за фантазия явилась
в голове владыки
и украдкой недоверчиво посмотрел на его бесстрастное лицо с полузакрытыми глазами.
Кофе был подан
в кабинет,
и Лаптев все время дурачился, как школьник; он даже скопировал генерала, а между прочим досталось
и Нине Леонтьевне с Раисой Павловной. Мужчины теперь говорили о дамах с той непринужденностью, какой вознаграждают себя все мужчины за официальные любезности
и вежливость с женщинами
в обществе. Особенно отличился Прозоров, перещеголявший даже Сарматова своим ядовитым остроумием.
Первой заботой ее было доставить обещанную аудиенцию у набоба Тетюеву,
и такая аудиенция наконец состоялась. Часа
в два пополудни, когда набоб отдыхал
в своем
кабинете после кофе, Прейн ввел туда Тетюева. Земский боец был во фраке,
в белом галстуке
и в белых перчатках, как концертный певец; под мышкой он держал портфель, как маленький министр.
На следующий день действительно были приглашены на консультацию волостные старички с Кожиным, Семенычем
и Вачегиным во главе. Повторилась приблизительно та же сцена: ходоки заговаривались, не понимали
и часто падали
в ноги присутствовавшему
в заседании барину. Эта сцена произвела неприятное впечатление на Евгения Константиныча,
и он скоро ушел к себе
в кабинет, чтобы отдохнуть.
Но этим испытание не кончилось. Вслед за генералом с его бесконечным докладом
в кабинет явился Прейн
и объявил, что необходимо дать Тетюеву вторую аудиенцию.
Бедный Сарматов ворвался
в кабинет Прейна бледный как полотно
и едва мог выговорить...
В кабинете Прейна собрались почти все действующие лица расстроенной пьесы, даже приплелся, неизвестно зачем, Яша Кормилицын. Генерал был возмущен
и сконфужен
и тоже изъявил непременное желание сейчас же уехать из Кукарского завода.
— Это наша общая цель, генерал,
и мы будем работать
в этом направлении, — ораторствовал Прейн, шагая по
кабинету с заложенными за спину руками. — Нам нужно дорожить каждым хорошим человеком
в таком громадном деле,
и я беру на себя смелость обратить ваше особенное внимание, что нам прежде всего важно привлечь к этой работе освежающие элементы.