Неточные совпадения
Гордый старик не перенес такого
удара и прожил
в отставке всего несколько месяцев: его хватил кондрашка.
Когда все законные способы ограничения земской дерзости были исчерпаны, Родион Антоныч вкупе с Раисой Павловной решились нанести этому ненавистному учреждению самый роковой
удар его же собственным оружием: неисповедимыми путями
в Ельниковское земское собрание большинство гласных были избраны заводские приспешники и клевреты управителя, поверенные, разная мелкая служащая сошка и, наконец, сам Родион Антоныч, который сразу организовал большинство голосов
в свою пользу.
В голове у Раисы Павловны от этих слов все пошло кругом; она бессильно опустилась на ближайшее кресло и только проговорила одно слово: «Воды!»
Удар был нанесен так верно и так неожиданно, что на несколько мгновений эта решительная и энергичная женщина совсем потерялась. Когда после нескольких глотков воды она немного пришла
в себя, то едва могла сказать Родиону Антонычу...
Несколько раз доктор думал совсем отказаться от взятой на себя роли, тем более что во всем этом деле ему было
в чужом пиру похмелье; он даже раза два заходил к Майзелю с целью покончить все одним
ударом, но, как все бесхарактерные люди, терялся и откладывал тяжелое объяснение до следующего дня.
Что так старательно развивалось и подготовлялось Раисой Павловной
в течение нескольких лет, Прейном было кончено разом: одним
ударом Луша потеряла чувство действительности и жила
в каком-то сказочном мире, к которому обыденные понятия и мерки были совершенно неприложимы, а прошлое являлось каким-то жалким, нищенским отребьем, которое Луша сменяла на новое, роскошное платье.
Бессовестно льстя уму и прочим добродетелям m-lle Эммы, Перекрестов высказал самое откровенное желание поближе познакомиться с ее круглой талией, но получил
в ответ такой здоровый
удар кулаком
в бок, что даже смутился. Смутился Перекрестов, проделывавший то же самое во всех широтах и долготах, — это что-нибудь значило! Но m-lle Эмма не думала разыгрывать из себя угнетенную невинность и оскорбляться, а проговорила совершенно спокойно...
Иногда — и это продолжалось ряд дней — она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина
в ударе смычка, и все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности.
Гагин, наконец, решил, что он «сегодня не
в ударе», лег рядом со мною, и уж тут свободно потекли молодые наши речи, то горячие, то задумчивые, то восторженные, но почти всегда неясные речи, в которых так охотно разливается русский человек.
Неточные совпадения
Однако Клима Лавина // Крестьяне полупьяные // Уважили: «Качать его!» // И ну качать… «Ура!» // Потом вдову Терентьевну // С Гаврилкой, малолеточком, // Клим посадил рядком // И жениха с невестою // Поздравил! Подурачились // Досыта мужики. // Приели все, все припили, // Что господа оставили, // И только поздним вечером //
В деревню прибрели. // Домашние их встретили // Известьем неожиданным: // Скончался старый князь! // «Как так?» — Из лодки вынесли // Его уж бездыханного — // Хватил второй
удар! —
Удары градом сыпались: // — Убью! пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» // Тем кончилось, что прасола // Клим сжал рукой, как обручем, // Другой вцепился
в волосы // И гнул со словом «кланяйся» // Купца к своим ногам.
В сей крайности вознамерились они сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот
удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью
в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено
в точности.
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом;
в последний раз звякнул
удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую
в весеннее время водой. Бред продолжался.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих
в воздухе последний
удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел, не сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.