Неточные совпадения
Она была очень некрасива в настоящую минуту: желтое, сморщенное лицо, с мешками под
глазами, неприятно выкаченные серые
глаза, взбитые клочьями остатки белокурых волос
на голове и брюзглая полнота, которая портила ей шею, плечи и талию.
Но красивые формы и линии заплыли жиром, кожа пожелтела,
глаза выцвели и поблекли; всеразрушающая рука времени беспощадно коснулась всего, оставив под этой разрушавшейся оболочкой женщину, которая, как разорившийся богач,
на каждом шагу должна была испытывать коварство и черную неблагодарность самых лучших своих друзей.
Прошло мучительных десять минут, а Родион Антоныч все не приходил. Раиса Павловна лежала в своем кресле с полузакрытыми
глазами, в сотый раз перебирая несколько фраз, которые лезли ей в голову: «Генерал Блинов честный человек… С ним едет одна особа, которая пользуется безграничным влиянием
на генерала; она, кажется, настроена против вас, а в особенности против Сахарова. Осторожность и осторожность…»
Родион Антоныч вздохнул, далеко отодвинул письмо от
глаз и медленно принялся читать его, строчка за строчкой. По его оплывшему, жирному лицу трудно было угадать впечатление, какое производило
на него это чтение. Он несколько раз принимался протирать очки и снова перечитывал сомнительные места. Прочитав все до конца, Родион Антоныч еще раз осмотрел письмо со всех сторон, осторожно сложил его и задумался.
Ведь Раиса Павловна была именно такой женой Цезаря в маленьком заводском мирке, где вся и все преклонялось пред ее авторитетом, чтобы вдоволь позлословить
на ее счет за
глаза.
Раиса Павловна не отнимала руки и смотрела
на Прозорова большими остановившимися
глазами.
Девушка показала свои густые мокрые волосы, завернутые толстым узлом и прикрытые сверху пестрым бумажным платком, который был сильно надвинут
на глаза, как носят заводские бабы.
Луша тихо засмеялась теми же детскими нотками, как смеялся отец; ровные белые зубы и ямочки
на щеках придавали смеху Луши какую-то наивную прелесть, хотя карие
глаза оставались серьезными и в них светилось что-то жесткое и недоверчивое.
Девочка отмалчивалась в счастливом случае или убегала от своей мучительницы со слезами
на глазах. Именно эти слезы и нужны были Раисе Павловне: они точно успокаивали в ней того беса, который мучил ее. Каждая ленточка, каждый бантик, каждое грязное пятно, не говоря уже о мужском костюме Луши, — все это доставляло Раисе Павловне обильный материал для самых тонких насмешек и сарказмов. Прозоров часто бывал свидетелем этой травли и относился к ней с своей обычной пассивностью.
— Ну, чего ты статуем-то торчишь передо мною? Вон и кучер, глядя
на тебя, тоже вытаращил
глаза. Откладывайте лошадку да к столбу и привяжите. Пусть выстоится!
Счастье для Сахарова заключалось в том, что он служил в Кукарском заводе и поймал случай попасть
на глаза к самому старику Тетюеву.
Когда он выходил из фабрики
на свежий воздух, предметы опять сливались в его
глазах, принимая туманные, расплывавшиеся очертания — обыкновенный дневной свет был слаб для его
глаз.
Это была слишком своеобразная логика, но Горемыкин вполне довольствовался ею и смотрел
на работу Родиона Антоныча
глазами постороннего человека: его дело —
на фабрике; больше этого он ничего не хотел знать.
Злые языки в m-r Половинкине видели просто фаворита Раисы Павловны, которой нравилось его румяное лицо с глупыми черными
глазами, но мы такую догадку оставим
на их совести, потому что
на завтраках в господском доме всегда фигурировал какой-нибудь молодой человек в роли parvenu.
В течение десяти минут он успел рассказать, прищуривая один косой
глаз, что
на последней охоте одним выстрелом положил
на месте щуку, зайца и утку, потом, что когда был в Петербурге, то открыл совершенно случайно еще не известную астрономам планету, но не мог воспользоваться своим открытием, которое у него украл и опубликовал какой-то пройдоха, американский ученый, и, наконец, что когда он служил в артиллерии, то
на одном смотру,
на Марсовом поле, через него переехало восьмифунтовое орудие, и он остался цел и невредим.
— Я сначала подождал бы, Раиса Павловна,
на чьей стороне останется победа, — грудным тенором ответил Вершинин, прищуривая
глаза. — А потом уж пристал бы, конечно, не к побежденной стороне…
— Уж вы лучше бы мне
на глаза не показывались! — откровенно высказывалась ему Раиса Павловна.
На подъезд растерянно выскочил без фуражки швейцар Григорий и, вытянувшись по-солдатски, не сводил
глаз с молодого человека в соломенной шляпе. Слышался смешанный говор с польским акцентом. Давно небритый седой старик, с крючковатым польским носом, пообещал кому-то тысячу «дьяблов». К галдевшей кучке, запыхавшись, подбегал трусцой Родион Антоныч, вытирая
на ходу батистовым платком свое жирное красное лицо.
— О, это все равно… — с улыбкой проговорил молодой человек, глядя
на кисло сморщившуюся физиономию Родиона Антоныча своими ясными, голубыми, славянскими
глазами. — Мне крошечную комнатку — и только.
Эта беззаботная девушка в присутствии Братковского испытывала необыкновенно приятное волнение, обдававшее ее щекотавшим теплом, а когда он
на прощание особенно внимательно пожал ей руку, она вся вспыхнула горячим молодым румянцем и опустила
глаза.
— Ах, не то, не то совсем, Эммочка… милая!.. — вскрикнула Аннинька, начиная целовать подругу самыми отчаянными поцелуями:
на глазах у ней были слезы. — Я так… мне хорошо.
Среди общего молчания раздавались только шаги Анниньки и m-lle Эммы: девицы, обнявшись, уныло бродили из комнаты в комнату, нервно оправляя
на своих парадных шелковых платьях бантики и ленточки. Раиса Павловна сама устраивала им костюмы и, как всегда, осталась очень недовольна m-lle Эммой. Аннинька была хороша — и своей стройной фигуркой, и интересной бледностью, и лихорадочно горевшими
глазами, и чайной розой, небрежно заколотой в темных, гладко зачесанных волосах.
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой с несколькими казаками, в пылу усердия делая под козырек. С заднего сиденья нерешительно поднялся полный, среднего роста молодой человек, в пестром шотландском костюме.
На вид ему было лет тридцать; большие серые
глаза, с полузакрытыми веками, смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо с орлиным носом и белокурыми кудрявыми волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
У коляски Лаптева ожидало новое испытание. По мановению руки Родиона Антоныча десятка два катальных и доменных рабочих живо отпрягли лошадей и потащили тяжелый дорожный экипаж
на себе. Толпа неистово ревела, сотни рук тянулись к экипажу, мелькали вспотевшие красные лица, раскрытые рты и осовевшие от умиления
глаза.
Прасковья Семеновна смотрела вдоль Студеной улицы со слезами
на глазах, точно сегодняшний день должен был окончательно разрешить ее долголетние ожидания.
Луша смотрела
на двигавшуюся по улице процессию с потемневшими
глазами;
на нее напало какое-то оцепенелое состояние, так что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой.
Раиса Павловна достаточно насмотрелась
на своем веку
на эту человеческую мякину, которой обрастает всякое известное имя, особенно богатое, русское, барское имя, и поэтому пропускала этих бесцветных людей без внимания; она что-то отыскивала
глазами и наконец, толкнув Лушу под руку, прошептала...
— Раиса Павловна! — прошептала Аннинька, показывая
глазами на то окно, из которого можно было видеть генеральский флигелек.
«Галки» окружили Раису Павловну, как умирающую. Аннинька натирала ей виски одеколоном, m-lle Эмма в одной руке держала стакан с водой, а другой тыкала ей прямо в нос каким-то флаконом. У Родиона Антоныча захолонуло
на душе от этой сцены; схватившись за голову, он выбежал из комнаты и рысцой отправился отыскивать Прейна и Платона Васильевича, чтобы в точности передать им последний завет Раисы Павловны, которая теперь в его
глазах являлась чем-то вроде разбитой фарфоровой чашки.
Это был седой приличный субъект, с слезившимися голыми
глазами старого развратника и плотоядной улыбкой
на сморщенных, точно выжатых губах; везде, где только можно, у него блестело массивное золото без пробы и фальшивая бриллиантовая булавка в галстуке.
В каком-то невозможном голубом платье, с огненными и оранжевыми бантами, она походила
на аляповатую детскую игрушку, которой только для проформы проковыряли иголкой
глаза и рот, а руки и все остальное набили паклей.
Последний все время сидел как
на иголках: у бедного ходили круги в
глазах при одной мысли о том, что его ждет вечером у семейного очага.
Генерал задумчиво смотрел
на волновавшуюся тысячеголовую толпу, которая в его
глазах являлась собранием тех пудо-футов, которые служили материалом для его экономических выкладок и соображений.
Платон Васильич несколько раз пробовал было просунуть голову в растворенные половинки дверей, но каждый раз уходил обратно: его точно отбрасывало электрическим током, когда Раиса Павловна поднимала
на него
глаза. Эта немая сцена была красноречивее слов, и Платон Васильич уснул в своем кабинете, чтобы утром вести Евгения Константиныча по фабрикам,
на медный рудник и по всем другим заводским мытарствам.
— Я и говорю об этом. Такие же
глаза, такие же волосы и такая же цветущая сильная фигура… Он очень походит
на свою сестру. Как ты находишь, Альфред?
— Ага… — неопределенно мычит Прейн, вскидывая
глаза на своего друга-повелителя. — Кажется… Гортензия Братковская… красавица?
Лаптев издает неопределенный носовой звук и улыбается. Прейн смотрит
на него, прищурив
глаза, и тоже улыбается. Его худощавое лицо принадлежало к типу тех редких лиц, которые отлично запоминаются, но которые трудно определить, потому что они постоянно меняются. Бесцветные
глаза под стать лицу. Маленькая эспаньолка, точно приклеенная под тонкой нижней губой, имеет претензию
на моложавость. Лицо кажется зеленоватым, изможденным, но крепкий красный затылок свидетельствует о большом запасе физической силы.
— Что она такое, если разобрать… — продолжала Раиса Павловна волнуясь. — Даже если мы закроем
глаза на ее отношения к генералу, что она такое сама по себе?
Летучий сидел уже с осовелыми, слипавшимися
глазами и смотрел кругом с философским спокойствием, потому что его роль была за обеденным столом, а не за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне разделяли его взгляды
на причины упадка русского горного дела.
Перекрестов вытащил из бокового кармана записную книжечку и что-то царапал в ней, по временам вскидывая
глазами на Вавилу и Таврилу.
Эффект вышел действительно поразительный, и Горемыкин смотрел
на это чугунное детище
глазами счастливого отца.
Но Лаптева ничто не могло расшевелить, и он совершенно равнодушно проходил мимо кипевшей
на его
глазах работы, создавшей ему миллионы.
Они все время лезли из кожи, чтобы выказать свое внимание к русскому горному делу: таращили
глаза на машины, ощупывали руками колеса, лазили с опасностью жизни везде, где только может пролезть человек, и даже нюхали ворвань, которой были смазаны машины.
Такая молодежь в ее
глазах являлась всегдашним идеалом, последним словом той жизни, для которой стоило существовать
на свете порядочной женщине, в особенности женщине красивой и умной.
Бал вызвал
на сцену, кроме уж известных нам дам и девиц, целую плеяду женских имен: m-me Вершинина, тонкая и чахоточная дама, пропитанная бонтонностью; m-me Сарматова с двумя дочерьми, очень бойкая особа из отряда полковых дам; m-me Буйко, ленивая и хитрая хохлушка, блиставшая необыкновенной полнотой плеч и черными
глазами...
Она не танцевала, а летала по воздуху, окрыленная чувством, и смотрела
на своего улыбавшегося уверенной улыбкой кавалера
глазами, полными негой.
Евгений Константиныч пригласил Лушу
на первую кадриль и, поставив стул, поместился около голубого диванчика. Сотни любопытных
глаз следили за этой маленькой сценой, и в сотне женских сердец закипала та зависть, которая не знает пощады. Мимо прошла m-me Майзель под руку с Летучим, потом величественно проплыла m-me Дымцевич в своем варшавском платье. Дамы окидывали Лушу полупрезрительным взглядом и отпускали относительно Раисы Павловны те специальные фразы, которые жалят, как укол отравленной стрелы.
Лаптев с ленивой улыбкой посмотрел
на подходившего Яшу Кормилицына и долго провожал Лушу
глазами, пока она не скрылась в толпе, опираясь
на руку своего кавалера.
Он издали раскланялся с Раисой Павловной и молча указал
глазами на Лаптева, который отыскивал Лушу.
Прозоров взглянул
на Сарматова какими-то мутными осоловелыми
глазами и даже открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но в это время благодетельная рука Родиона Антоныча увлекла его к столику, где уже стоял графин с водкой. Искушение было слишком сильно, и Прозоров, махнув рукой в сторону Сарматова, поместился за столом, рядом с Иудой.