Неточные совпадения
— Да вы сегодня, кажется, совсем с ума спятили: я буду советоваться с Платоном Васильичем… Ха-ха!.. Для этого я вас и звала сюда!.. Если хотите
знать, так Платон Васильич не увидит этого письма, как своих ушей. Неужели вы не нашли ничего глупее мне посоветовать? Что такое Платон Васильич? — дурак и больше ничего… Да говорите же наконец или убирайтесь, откуда пришли! Меня больше
всего сводит с ума эта особа, которая едет с генералом Блиновым. Заметили, что слово особа подчеркнуто?
— И опять глупо: этакую новость сообщил! Кто же этого не
знает… ну, скажите, кто этого не
знает? И Вершинину, и Майзелю, и Тетюеву, и
всем давно хочется столкнуть нас с места; даже я за вас не могу поручиться в этом случае, но это —
все пустяки и не в том дело. Вы мне скажите: кто эта особа, которая едет с Блиновым?
— Так
узнайте! Ах, господи! господи! Непременно
узнайте, и сегодня же!.. От этого
все зависит: мы должны приготовиться. Странно, что Прохор Сазоныч не постарался разузнать о ней… Вероятно, какая-нибудь столичная выжига.
— Ах, действительно… Как это мне не пришло в голову? Действительно, чего лучше! Так, так… Вы сейчас же, Родион Антоныч, сходите к Прозорову и стороной
все разузнайте от него. Ведь Прозоров болтун, и от него
все на свете можно
узнать… Отлично!..
Вообще садовник хорошо
знал свое дело и на пять тысяч, которые ему ежегодно ассигновало кукарское заводоуправление специально на поддержку сада, оранжерей и теплиц, делал
все, что мог сделать хороший садовник: зимой у него отлично цвели камелии, ранней весной тюльпаны и гиацинты; огурцы и свежая земляника подавались в феврале, летом сад превращался в душистый цветник.
— Да, да…
Все говорят об этом. Получено какое-то письмо. Я нарочно зашел к тебе
узнать, что это такое?..
—
Все будешь
знать, скоро состаришься, — уклончиво ответил Прозоров, ероша свои седые кудри. — Сказал, что едет, и будет с вас.
Этого было достаточно, чтобы через полчаса
все заводские служащие
узнали интересную новость.
— Вы, конечно,
знаете, какую борьбу ведет земство с заводоуправлением вот уже который год, — торопливо заговорил Тетюев. — Приезд Лаптева в этом случае имеет для нас только то значение, что мы окончательно выясним наши взаимные отношения. Чтобы нанести противнику окончательное поражение, прежде
всего необходимо понять его планы. Мы так и сделаем. Я поклялся сломить заводоуправление в его нынешнем составе и добьюсь своей цели.
Как для
всех слишком практических людей, для Сахарова его настоящее неопределенное положение было хуже
всего: уж лучше бы
знать, что
все пропало, чем эта проклятая неизвестность.
Для них троих заводы составляли
все, они к ним приросли, вне их ничего не желали
знать.
Разные безгрешные доходы процветали в полной силе, и к ним
все так привыкли, что общим правилом было то, чтобы всяк сверчок
знал свой шесток и чтобы сору из избы не выносил.
Молодые парочки едут на Урал, где и
узнают сначала, что они крепостные Лаптева, следовательно, попали в крепостные и их жены,
все эти немки и француженки, а затем они из-под европейских порядков перешли прямо в железные лапы Никиты Тетюева, который возненавидел их за
все: за европейский костюм, за приличные манеры, а больше
всего за полученное ими европейское образование.
— Отстаньте, пожалуйста, Демид Львович! Вы
все шутите… А я вам расскажу другой случай: у меня была невеста — необыкновенное создание! Представьте себе, совершенно прозрачная женщина… И как случайно я
узнал об этом! Нужно сказать, что я с детства страдал лунатизмом и мог видеть с закрытыми глазами. Однажды…
— Я полагаю, Амалия Карловна, — отчетливо и тихо заговорила Раиса Павловна, переставляя чашку с недопитым кофе, — полагаю, что monsieur Половинкину лучше
знать, что ему полезно и что нет. А затем, вместе с своей рабочей корзинкой, вы, кажется, забыли, что у monsieur Половинкина, как у
всех присутствующих здесь, есть имя и отчество…
— Найдется и комнатка…
все найдется. А относительно оркестра… Позвольте… Да пожалуйте, сначала вас нужно поместить, а потом и господам музыкантам место найдем. Извините, не
знаю вашего имени и отчества…
—
Все,
все… Не
знаю, как на других заводах, а у нас
все…
Надеждам и обещаниям Прейна Раиса Павловна давно
знала настоящую цену и поэтому не обратила на его последние слова никакого внимания. Она была уверена, что если слетит с своего места по милости Тетюева, то и тогда Прейн только умоет руки во
всей этой истории.
— Да нет же, говорят вам… Право, это отличный план. Теперь для меня
все ясно, как день, и вы можете быть спокойны. Надеюсь, что я немножко
знаю Евгения Константиныча, и если обещаю вам, то сдержу свое слово… Вот вам моя рука.
Тетюев воспользовался теми недоразумениями, которые возникали между заводоуправлением и мастеровыми по поводу уставной грамоты, тиснул несколько горячих статеек в газетах по этому поводу против заводов, и когда Лаптев должен был
узнать наконец об этом деле, он ловко подсунул ему генерала Блинова как ученого экономиста и финансовую голову, который может
все устроить.
— Ты, кажется, уж давненько живешь на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а нашему общему делу, — продолжал свою мысль генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни рабочим и представить только
все дело в его настоящем виде. Там пусть делают, как
знают. Из своей роли не выходить — это мое правило. Теория — одно, практика — другое.
— Нет, вы, господа, слишком легко относитесь к такому важному предмету, — защищался Сарматов. — Тем более что нам приходится вращаться около планет. Вот спросите хоть у доктора, он отлично
знает, что анатомия
всему голова… Кажется, пустяки плечи какие-нибудь или гусиная нога, а на деле далеко не пустяки. Не так ли, доктор?
— Откуда
все это вы могли
узнать? — удивлялся Тетюев.
— Мало ли я что
знаю, Авдей Никитич…
Знаю, например, о сегодняшнем вашем совещании,
знаю о том, что Раиса Павловна приготовила для Лаптева лакомую приманку, и т. д.
Все это слишком по-детски, чтобы не сказать больше… То есть я говорю о планах Раисы Павловны.
Этот разговор с умной женщиной наполнил плутоватую душу Тетюева настоящим восторгом, так что он даже не допытывался, откуда Нина Леонтьевна могла
все знать.
Родион Антоныч, конечно,
все это
знал и удвоил усилия, чтобы не пропускать мужиков.
Потому как он сам заводский и
все знает;
знает, где и мужика прижать…
Даже приспешники и прихлебатели встали сейчас же на сторону Прозорова, поддерживая его своим смехом;
все знали, что Прозоров потерянный человек, и поэтому его возвышение никому не было особенно опасно.
— Вы давеча упрекнули меня в неискренности… Вы хотите
знать, почему я
все время никуда не показывалась, — извольте! Увеличивать своей особой сотни пресмыкающихся пред одним человеком, по моему мнению, совершенно лишнее. К чему
вся эта комедия, когда можно остаться в стороне? До вашего приезда я, по свойственной
всем людям слабости, завидовала тому, что дается богатством, но теперь я переменила свой взгляд и вдвое счастливее в своем уголке.
Знала ли Раиса Павловна, что проделывал набоб и отчасти Прейн? Луша бывала у ней по-прежнему и была уверена, что Раиса Павловна
все знает, и поэтому не считала нужным распространяться на эту тему. По удвоенной нежности Раисы Павловны она чувствовала на себе то, что переживала эта странная женщина, и начала ее ненавидеть скрытой и злой ненавистью.
Пишу вам
все, что
узнала от Прейна, который присутствовал на аудиенции; не верьте тем слухам, которые распускают наши враги.
Постепенно, шаг за шагом, этот великий мудрец незаметно успел овладеть Лушей, так что она во
всем слушалась одного его слова, тем более что Прейн умел сделать эту маленькую диктатуру совершенно незаметной и всегда
знал ту границу, дальше которой не следовало переходить.
Как это ни странно сказать, но главный управляющий Кукарскими заводами
знал меньше
всех, что делалось кругом.
Самый маленький заводский служащий, который бегал с пером за ухом, и тот
знал малейшие подробности приезда набоба, отношения враждовавших партий и
все эпизоды поездки в горы.
— О нет же, тысячу раз нет! — с спокойной улыбкой отвечал каждый раз Прейн. — Я
знаю, что
все так думают и говорят, но
все жестоко ошибаются. Дело в том, что люди не могут себе представить близких отношений между мужчиной и женщиной иначе, как только в одной форме, а между тем я действительно и теперь люблю Раису Павловну как замечательно умную женщину, с совершенно особенным темпераментом. Мы с ней были даже на «ты», но между нами ничего не могло быть такого, в чем бы я мог упрекнуть себя…
— Нет, уж позвольте, Альфред Иосифович… Я всегда жила больше в области фантазии, а теперь в особенности. Благодаря Раисе Павловне я
знаю слишком много для моего возраста и поэтому не обманываю себя относительно будущего, а хочу только
все видеть,
все испытать,
все пережить, но в большом размере, а не на гроши и копейки. Разве стоит жить так, как живут
все другие?
Кстати, в этот критический момент Евгений Константиныч вспомнил о генерале, который должен
все это
знать и
все устроить.
Ришелье заявился в собрание «князей и владык мира сего» с самым смиренным видом; он
всем кланялся, улыбался заискивающей улыбкой: но
все отлично
знали пущенную в курятник лису и держали ухо востро.
— Что же, Эминька, разве я не
знаю, что я глупенькая… «Галка», как Прозоров говорит.
Все равно пропадать, так хоть месяц поживу в свое удовольствие!
— Меня
все обманывают, — шептала несчастная девушка, глотая слезы. — И теперь мое место занято, как всегда. Директор лжет, он сам приглашал меня… Я буду жаловаться!.. О, я
все знаю, решительно
все! Но меня не провести! Да, еще немножко подождите… Ведь уж он приехал и
все знает.
Луша слушала эту плохо вязавшуюся тираду с скучающим видом человека, который
знает вперед
все от слова до слова. Несколько раз она нетерпеливо откидывала свою красивую голову на спинку дивана и поправляла волосы, собранные на затылке широким узлом; дешевенькое ситцевое платье красивыми складками ложилось около ног, открывая широким вырезом белую шею с круглой ямочкой в том месте, где срастались ключицы.
— Я уж, право, не
знаю, господа, как быть с вами, — вертелся Прейн, как береста на огне. — Пожалуй, медведя мы можем убить и без Евгения Константиныча… Да?.. А вы, Сарматов, не унывайте: спектакль все-таки не пропадет.
Все, вероятно, с удовольствием посмотрят на ваши успехи…
Наука, с которой имел дело генерал,
все явления подводит под известные законы и не хочет
знать никаких «пока».
Все архитекторы и подрядчики отлично
знают, что стоит только поставить на время какую-нибудь деревянную решетку вместо железной или дощатую переборку вместо капитальной стены — и деревянная решетка и дощатая переборка переживут и хозяина и даже самый дом.
— А как же Нина Леонтьевна? Ведь она
все узнает, и тогда… нелепая история может произойти.
Вообще странный был человек, ставивший в тупик даже Яшу Кормилицына, который выбивался из сил, измеряя температуру, считая пульс и напрасно перебирая в уме
все болезни, какие
знал, и
все системы лечения, какие известны в науке.