— Голубушка, Татьяна Власьевна… Мой грех — мой ответ. Я
отвечу за тебя и перед мужем, и перед людьми, и перед Богом, только не дай погибнуть христианской душе… Прогонишь меня — один мне конец. Пересушила ты меня, злая моя разлучница… Прости меня, Татьяна Власьевна, да прикажи мне уйти, а своей воли у меня нет. Что скажешь мне, то и буду делать.
Неточные совпадения
—
За долгами отец посылал, — коротко
ответил Михалко, расправляя на себе смятый кожан, насквозь пропитанный холодной дождевой водой. — В два-то конца все сорок верст сделал. А ты, дядя, выводи лошадь-то, больно заморилась…
— А я буду молиться
за тебя Богу, — уже спокойно
ответила Татьяна Власьевна, точно она замерла на одной мысли.
— Ладно нам, Алена Евстратьевна… Куда уж нам
за богатыми гоняться! —
ответил Гордей Евстратыч. — Век прожили не хуже других…
— Гордей Евстратыч сейчас приедет, он заехал только
за отцом Крискентом, —
ответила бабушка Татьяна на немой вопрос Фени.
— Велика беда… — говорила модница в утешение Фене. — Ведь ты не связана! Силком тебя никто не выдает… Братец тогда навеселе были, ну и ты тоже завела его к себе в спальню с разговорами, а братец хоть и старик, а еще
за молодого
ответит. Вон в нем как кровь-то заходила… Молодому-то еще далеко до него!.. Эти мужчины пребедовые, им только чуточку позволь… Они всегда нашей женской слабостью пользуются. Ну, о чем же ты кручинишься-то? Было да сплыло, и весь сказ…
Порфир Порфирыч ничего не
ответил на это, а только повернулся и, пошатываясь, пошел к двери. Татьяна Власьевна бросилась
за ним и старалась удержать
за фалды сюртука, о. Крискент загородил было двери, но был безмолвно устранен. Гордей Евстратыч догнал обиженного гостя уже на дворе; он шел без шапки и верхнего пальто, как сидел
за столом, и никому не
отвечал ни слова.
Бедная Ариша тряслась всем телом и ничего не
отвечала, но, когда Гордей Евстратыч хотел ее притянуть к себе, она с неестественной силой вырвалась из его рук и бросилась к дверям. Старик одним прыжком догнал ее и, схватив
за плечи точно железными клещами, прибавил...
— Да ведь вы меня разорили, Владимир Петрович?!. — сдерживая бешенство,
отвечал Брагин. — У меня больше расколотого гроша нет
за душой… Понимаете: гроша нет!..
Он посмотрел довольно дерзко, поправил галстук и отвернулся; шедший возле него армянин, улыбаясь,
отвечал за него, что точно пришла оказия и завтра утром отправится обратно.
— Филипп говорит, что и на фонаре нет, а вы скажите лучше, что взяли да потеряли, а Филипп будет из своих денежек
отвечать за ваше баловство, — продолжал, все более и более воодушевляясь, раздосадованный лакей.
— Вр-р-решь! — нетерпеливо вскрикнул Разумихин, — почему ты знаешь? Ты не можешь
отвечать за себя! Да и ничего ты в этом не понимаешь… Я тысячу раз точно так же с людьми расплевывался и опять назад прибегал… Станет стыдно — и воротишься к человеку! Так помни же, дом Починкова, третий этаж…
— А ты что, нарядился мужиком, болван? — закричал он на человека в поддевке. — Я мужиков — порю! Понимаешь? Песенки слушаете, картеж, биллиарды, а у меня люди обморожены, черт вас возьми! И мне —
отвечать за них.
— Еще бы не помнить! —
отвечал за него Леонтий. — Если ее забыл, так кашу не забывают… А Уленька правду говорит: ты очень возмужал, тебя узнать нельзя: с усами, с бородой! Ну, что бабушка? Как, я думаю, обрадовалась! Не больше, впрочем, меня. Да радуйся же, Уля: что ты уставила на него глаза и ничего не скажешь?
Неточные совпадения
Влас
отвечал задумчиво: // — Бахвалься! А давно ли мы, // Не мы одни — вся вотчина… // (Да… все крестьянство русское!) // Не в шутку, не
за денежки, // Не три-четыре месяца, // А целый век… да что уж тут! // Куда уж нам бахвалиться, // Недаром Вахлаки!
Бурмистр потупил голову, // — Как приказать изволите! // Два-три денька хорошие, // И сено вашей милости // Все уберем, Бог даст! // Не правда ли, ребятушки?.. — // (Бурмистр воротит к барщине // Широкое лицо.) //
За барщину
ответила // Проворная Орефьевна, // Бурмистрова кума: // — Вестимо так, Клим Яковлич. // Покуда вёдро держится, // Убрать бы сено барское, // А наше — подождет!
— Смотри, братцы! как бы нам тово…
отвечать бы
за него,
за прохвоста, не пришлось! — присовокупляли другие.
—
За всех
ответить или всех спасти! — кричал он, цепенея от страха, — и, конечно, решился спасти.
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», — повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но на первой же сотне сбился и обратился
за разъяснениями к денщику. Денщик
отвечал, что звезд на небе видимо-невидимо.