Неточные совпадения
Кишкин даже вздохнул, припомнив золотое казенное время, когда вот здесь кипела горячая работа, а он катался
на собственных
лошадях.
В критических случаях Яша принимал самый торжественный вид, а сейчас трудность миссии сопряжена была с вопросом о собственной безопасности. Ввиду всего этого Яша заседлал
лошадь и отправился
на подвиг верхом. Устинья Марковна выскочила за ворота и благословила его вслед.
— Андрону Евстратычу! — крикнул Мыльников еще издали, взмахивая своим картузом. — Погляди-ка, как Тарас Мыльников
на тестевых
лошадях покатывается…
Двор был крыт наглухо, и здесь царила такая чистота, какой не увидишь у православных в избах. Яша молча привязал
лошадь к столбу, оправил шубу и пошел
на крыльцо. Мыльников уже был в избе. Яша по привычке хотел перекреститься
на образ в переднем углу, но Маремьяна его оговорила...
Привязав
лошадь к столбу
на дворе, Кожин пошел с женой
на крыльцо, где их уже ждал Ганька.
— Глаза бы не глядели, — с грустью отвечал Родион Потапыч, шагая по середине улицы рядом с
лошадью. — Охальники… И нет хуже, как эти понедельники. Глаза бы не глядели, как работнички-то наши выйдут завтра
на работу… Как мухи травленые ползают. Рыло опухнет, глаза затекут… тьфу!..
Так в разговорах они незаметно выехали за околицу. Небо начинало проясняться. Низкие зимние тучи точно раздвинулись, открыв мигавшие звездочки. Немая тишина обступала кругом все. Подъем
на Краюхин увал точно был источен червями. Родион Потапыч по-прежнему шагал рядом с
лошадью, мерно взмахивая правой рукой.
Молчание. Начался подъем
на Краюхин увал.
Лошадь вытягивает шею и тяжело дышит. Родион Потапыч, чтобы не отстать, ухватывается одной рукой за лошадиную гриву.
Нечего делать, заложил он
лошадь и под вечерок, чтобы не видели добрые люди, сам повез жену
на мировую.
Встрепенулась было Феня, как птица, попавшая в западню, но старик грозно прикрикнул
на нее и погнал
лошадь.
На топот
лошади в волоковом оконце показалась голова самой баушки Лукерьи.
— Погоди, зять, устроимся, — утешал Яша покровительственным тоном. — Дай срок, утвердимся… Только бы одинова дыхнуть. А
на баб ты не гляди: известно, бабы. Они, брат, нашему брату в том роде, как
лошади железные путы… Знаю по себе, Проня… А в лесу-то мы с тобой зажили бы припеваючи… Надоела, поди, фабрика-то?
Баушка Лукерья сама вышла за ворота и уговорила Кожина ехать домой. Он молча ее выслушал, повернул
лошадей и пропал в темноте. Старуха постояла, вздохнула и побрела в избу. Мыльников уже спал как зарезанный, растянувшись
на лавке.
Девушка со слезами простилась с родным гнездом, сама запрягла
лошадь и отправилась
на Фотьянку.
— Эх, нету у нас, Андрон Евстратыч, первое дело,
лошади, — повторял каждый день Матюшка, — а второе дело, надо нам беспременно завести бабу…
На других приисках везде свои бабы полагаются.
У Петра Васильича было несколько подходов, чтобы отвести глаза приисковым смотрителям и доверенным. Так, он прикидывался, что потерял
лошадь, и выходил
на прииск с уздой в руках.
Разговор завязывался. Петр Васильич усаживался куда-нибудь
на перемывку, закуривал «цигарку», свернутую из бумаги, и заводил неторопливые речи. Рабочие — народ опытный и понимали, какую
лошадь ищет кривой мужик.
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул
лошадь объездом, чтобы оставить в стороне господский дом. У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к нему с неба. Он так верил теперь в свое дело, точно оно уже было совершившимся фактом. А главное, как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают, куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И как это раньше ему Кожин не пришел
на ум?.. Ну, да все к лучшему. Оставалось уломать Ястребова.
В несколько дней Мыльников совершенно преобразился: он щеголял в красной кумачовой рубахе, в плисовых шароварах, в новой шапке, в новом полушубке и новых пимах (валенках). Но его гордостью была
лошадь, купленная
на первые деньги. Иметь собственную
лошадь всегда было недосягаемой мечтой Мыльникова, а тут вся
лошадь в сбруе и с пошевнями — садись и поезжай.
— Замучишь, только и всего, — заметил Кожин, хозяйским глазом посмотрев
на взмыленную
лошадь. — Не к рукам конь…
Эти случаи сейчас же иллюстрировались непременно лошадью-новокупкой, новой одеждой, пьянством и новыми крышами
на избах, а то и всей избой.
Соседи поднимали Мыльникова
на смех, но он только посмеивался: хороший хозяин сначала кнут да узду покупает, а потом уж
лошадь заводит.
Лошади такие бывают, которые
на оглобли оглядываются, чтобы лишнего не перебежать.
Кучер, должно быть, вздремнул
на козлах, потому что
лошади поднимались
на Краюхин увал шагом: колокольчик сонно бормотал под дугой, когда коренник взмахивал головой; пристяжная пряла ушами, горячим глазом вглядываясь в серый полумрак.
Именно в этот момент точно из земли вырос над Карачунским верховой; его обдало горячее дыхание
лошади, а в седле неподвижно сидел, свесившись
на один бок по-киргизски, Кожин.
Родион Потапыч проводил нового начальника до выхода из корпуса и долго стоял
на пороге, провожая глазами знакомую пару раскормленных господских
лошадей.
Но, к удивлению Кишкина, Карачунский с шахты прошел не к
лошадям, стоявшим у ворот ограды, а в противоположную сторону, прямо
на него.
На Фотьянке народ улучшается
на глазах: там изба новая, там ворота, там
лошадь…
Лошадь нашли
на дороге — она была привязана к дереву в стороне от дороги.
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом
на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел
на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
Неточные совпадения
Осип. Да так. Бог с ними со всеми! Погуляли здесь два денька — ну и довольно. Что с ними долго связываться? Плюньте
на них! не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А
лошади тут славные — так бы закатили!..
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «
Лошадей!» И там
на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи,
лошади // С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог
на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Глядишь, ко храму сельскому //
На колеснице траурной // В шесть
лошадей наследники // Покойника везут — // Попу поправка добрая, // Мирянам праздник праздником…
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму,
на семи горах построен,
на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно
лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники.