Дед так и прожил «колобком» до самой смерти, а сын, Михей Зотыч, уже был приписан к
заводским людям, наравне с другими детьми.
Все эти люди, изо дня в день тянувшие каторжную заводскую работу, которую бойкий
заводский человек недаром окрестил огненной, теперь слились в одно общее желание взглянуть на барина, для которого они жарились у горнов, ворочали клещами раскаленные двенадцатипудовые крицы, вымогались над такой работой, от которой пестрядевые рубахи, посла двух смен, вставали от потовой соли коробом.
К казакам прежде всего пристала «орда», а потом потянули на их же сторону
заводские люди, страдавшие от непосильных работ и еще более от жестоких наказаний, бывшие монастырские крестьяне, еще не остывшие от своей дубинщины, слобожане и всякие гулящие люди, каких так много бродило по боевой линии, разграничивавшей русские владения от «орды».
Филька был мужик лет тридцати пяти, среднего роста, с бойким плутоватым лицом и русой кудрявой бородкой; это был разбитной
заводский человек, на все руки, как говорили в Пеньковке, с неизменно улыбавшимся лицом и с какой-нибудь прибауткой на языке.
Неточные совпадения
Но выкупиться богатому подрядчику из
заводской неволи было немыслимо: заводы не нуждались в деньгах, как помещики, а отпускать от себя богатого
человека невыгодно, то есть богатого по своей крепостной
заводской арифметике.
Этому «
заводскому сыну» пришлось пройти очень тяжелую школу, пока он выбился в
люди, то есть достиг известной самостоятельности.
Сборы на Самосадку вообще приняли грустный характер. Петр Елисеич не был суеверным
человеком, но его начали теснить какие-то грустные предчувствия. Что он высидит там, на Самосадке, а затем, что ждет бедную Нюрочку в этой медвежьей глуши? Единственным утешением служило то, что все это делается только «пока», а там будет видно. Из
заводских служащих всех лучше отнесся к Петру Елисеичу старый рудничный надзиратель Ефим Андреич. Старик выказал искреннее участие и, качая головой, говорил:
Подбодренные смелостью старика, в дверях показались два-три
человека с единственным
заводским вором Мороком во главе. Они продолжали подталкивать дурачка Терешку, Парасковею-Пятницу и другого дурака, Марзака, высокого старика с лысою головою. Морок, плечистый мужик с окладистою бородой и темными глазами навыкате, слыл за отчаянную башку и не боялся никого. С ним под руку ворвался в кабак совсем пьяный Терешка-казак.
Я знаю, что
заводское хозяйство запущено, в чем и не обвиняю своего предшественника, как
человека, не получившего специального образования.