Неточные совпадения
— Ах, молодость, молодость! — шептала сладким
голосом Хиония Алексеевна, закатывая глаза. — Да… Вот что значит молодость: и невинна, и пуглива, и смешна Кому не
было шестнадцати лет!..
— Надя… — шептала задыхающимся
голосом Верочка, хватаясь рукой за грудь, из которой сердце готово
было выскочить: так оно билось. — Приехал… Привалов!..
Его высокий рост,
голос, даже большая русая борода с красноватым оттенком, — все
было хорошо в глазах Верочки.
— Это уж как вам угодно
будет, — обиженным
голосом заявил Игорь, продолжая стоять в дверях.
— Нет, Вася, умру… — слабым
голосом шептал старик, когда Бахарев старался его успокоить. — Только вот тебя и ждал, Вася. Надо мне с тобой переговорить… Все, что у меня
есть, все оставляю моему внучку Сергею… Не оставляй его… О Варваре тоже позаботься: ей еще много горя
будет, как я умру…
Голос Марьи Степановны раздавался в моленной с теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад, Привалов заметил в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую женскую фигуру в большом платке, с сложенными по-раскольничьи на груди руками. Это
была Надежда Васильевна.
— Нет, Василий Назарыч, я никогда не
буду золотопромышленником, — твердым
голосом проговорил Привалов. — Извините меня, я не хотел вас обидеть этим, Василий Назарыч, но если я по обязанности должен удержать за собой заводы, то относительно приисков у меня такой обязанности нет.
Публика, собравшаяся в гостиной Агриппины Филипьевны, так и не узнала, что сделала «одна очень почтенная дама», потому что рассказ дядюшки
был прерван каким-то шумом и сильной возней в передней. Привалов расслышал
голос Хионии Алексеевны, прерываемый чьим-то хриплым
голосом.
— Не укушу, Агриппина Филипьевна, матушка, — хриплым
голосом заговорил седой, толстый, как бочка, старик, хлопая Агриппину Филипьевну все с той же фамильярностью по плечу. Одет он
был в бархатную поддевку и ситцевую рубашку-косоворотку; суконные шаровары
были заправлены в сапоги с голенищами бутылкой. — Ох, уморился, отцы! — проговорил он, взмахивая короткой толстой рукой с отекшими красными пальцами, смотревшими врозь.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным
голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это
было, когда вы с Константином Васильичем
были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
— Вы все сговорились пустить меня по миру! — неестественно тонким
голосом выкрикивал Ляховский. — Ведь у тебя третьего дня
была новая метла! Я своими глазами видел…
Была,
была,
была,
была!..
— А я у вас
был, Сергей Александрыч, — заговорил своим хриплым
голосом Данилушка. — Да меня не пустил ваш холуй… Уж я бы ему задал, да, говорит, барин болен.
Данилушку он видел точно в тумане и теперь шел через столовую по мягкой тропинке с каким-то тяжелым предчувствием: он боялся услышать знакомый шорох платья, боялся звуков дорогого
голоса и вперед чувствовал на себе пристальный и спокойный взгляд той, которая для него навсегда
была потеряна.
— По-вашему же сидеть и скучать, — капризным
голосом ответила девушка и после небольшой паузы прибавила: — Вы, может
быть, думаете, что мне очень весело… Да?.. О нет, совершенно наоборот; мне хотелось плакать… Я ведь злая и от злости хотела танцевать до упаду.
— Мне иногда хочется умереть… — заговорила Зося тихим, прерывающимся
голосом; лицо у нее покрылось розовыми пятнами, глаза потемнели. — Проходят лучшие молодые годы, а между тем найдется ли хоть одна такая минута, о которой можно
было бы вспомнить с удовольствием?.. Все бесцельно и пусто, вечные будни, и ни одной светлой минуты.
— Положим, в богатом семействе
есть сын и дочь, — продолжала она дрогнувшим
голосом. — Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как посмотрят на это отец и мать?
— Послушай, папа… я никогда и ни о чем не просила тебя, — заговорила она, и чарующая нежность зазвенела в ее дрожащем
голосе. — Мы расстаемся, может
быть, навсегда… Еще раз прошу тебя — успокойся…
Положение Привалова оказалось безвыходным: из передней уже доносился разговор Половодова с лакеем. По тону его
голоса и по растягиванию слов можно
было заключить, что он явился навеселе. Привалов стоял посредине комнаты, не зная, что ему делать.
— Нет, я
буду вас слушать, — с капризными нотками в
голосе отозвалась Зося; она любила командовать над этим обожателем и часто с истинною женской жестокостью мучила его своими бесчисленными капризами.
Между прочим, когда все в доме
были против Привалова, она не замедлила примкнуть к сильнейшей партии и сейчас же присоединила свой
голос к общему хору.
— Я одного только не понимаю, Сергей, — заговорил Бахарев, стараясь придать тону
голоса мягкий характер, — не понимаю, почему ты зимой не поехал в Петербург, когда я умолял тебя об этом? Неужели это так трудно
было сделать?
— Не понимаю, не понимаю… — заговорил он глухим
голосом. — Послушайте, может
быть, Веревкин продал вас?..
По такому исключительному случаю
был устроен маленький семейный праздник, на котором разговорам не
было конца. Привалов точно переродился на деревенском воздухе и удивлял Надежду Васильевну своим оживленным, бодрым настроением. Когда вечером начали все прощаться, Нагибин крепко поцеловал руку Надежды Васильевны и проговорил растроганным
голосом...
Веревкин по тону
голоса слышал, что не нужно спрашивать старика, куда и зачем он едет. У Василия Назарыча
было что-то на уме, ну, пусть его: ехать так ехать. Отчего не проехаться: дорога как карта, экипаж у Василия Назарыча отличный, можно всю дорогу спать.