Александр Павлыч, наоборот, не мог похвалиться особенно покойной ночью: он долго ворочал на постели свои кости и несколько раз принимался
тереть себе лоб, точно хотел выскоблить оттуда какую-то идею.
Однажды, когда Лука принес письмо, Василий Назарыч особенно долго читал его,
тер себе рукой больное колено, а потом проговорил...
Неточные совпадения
Заплатин был рассудительный человек и сразу сообразил, что дело не в репутации, а в том, что сто восемьдесят рублей его жалованья сами по
себе ничего не обещают в будущем, а плюс
три тысячи представляют нечто очень существенное.
— Добрые люди мрут и нам дорожку
трут, — прибавил от
себя Бахарев. — Давно ли, ровно, Сергей Александрыч, ты гимназистом-то был, а теперь…
— А вы, Игнатий Львович, и возьмите
себе чиновника в кучера-то, — так он в
три дня вашего Тэку или Батыря без всех четырех ног сделает за восемь-то цалковых. Теперь взять Тэка… какая это лошадь есть, Игнатий Львович? Одно слово — разбойник: ты ей овса несешь, а она зубищами своими ладит тебя прямо за загривок схватить… Однова пятилась да пятилась, да совсем меня в угол и запятила. Думаю, как брызнет задней ногой, тут тебе, Илья, и окончание!.. Позвольте, Игнатий Львович, насчет жалов…
— Очень редко… Ведь мама никогда не ездит туда, и нам приходится всегда тащить с
собой папу. Знакомых мало, а потом приедешь домой, — мама дня
три дуется и все вздыхает. Зимой у нас бывает бал… Только это совсем не то, что у Ляховских. Я в прошлом году в первый раз была у них на балу, — весело, прелесть! А у нас больше купцы бывают и только пьют…
Привалов задумался; совет имел за
себя много подкупающих обстоятельств, главное из которых Антонида Ивановна великодушно обошла молчанием, — Именно, к
трем причинам, которые требовали присутствия Привалова в Узле, она не прибавила самой
себя. Это великодушие и эта покорность победили Привалова.
Ляховский
три раза прочел объявление, почесал
себе лоб, заглянул на оборотную сторону бумаги и, наконец, проговорил...
Он думал и
тер себе лоб, и, странное дело, как-то невзначай, вдруг и почти сама собой, после очень долгого раздумья, пришла ему в голову одна престранная мысль.
Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки, которою он продолжал
тереть себе лоб, и что-то кольнуло его в сердце… Но он тут же обвинил себя.
Неточные совпадения
Городничий (бьет
себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду.
Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Г-жа Простакова. Дай мне сроку хотя на
три дни. (В сторону.) Я дала бы
себя знать…
Бунт кончился; невежество было подавлено, и на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом в город, влача за
собой множество пленников и заложников. И так как в числе их оказались некоторые военачальники и другие первых
трех классов особы, то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать на каторгу.
В заключение по
три часа в сутки маршировал на дворе градоначальнического дома один, без товарищей, произнося самому
себе командные возгласы и сам
себя подвергая дисциплинарным взысканиям и даже шпицрутенам («причем бичевал
себя не притворно, как предшественник его, Грустилов, а по точному разуму законов», — прибавляет летописец).
Таким образом составилась довольно объемистая тетрадь, заключавшая в
себе три тысячи шестьсот пятьдесят две строчки (два года было високосных), на которую он не без гордости указывал посетителям, прибавляя притом: