Неточные совпадения
— Дело божье, Харитон Артемьич, — политично ответил гость, собирая свои корочки в сторону. — А девицам
не пристало слушать
наши с тобой речи. Пожалуй, и лишнее скажем.
— Уж вы
не обессудьте на
нашем невежестве, — умоляюще проговорила Анфуса Гавриловна, поднимаясь.
—
Не буян бы да
не пьяница, Татьянушка! А
наша Серафима прямо ума решилась. Горит вся.
Серафима Харитоновна тихо засмеялась и еще раз поцеловала сестру. Когда вошли в комнату и Серафима рассмотрела суслонскую писаршу, то невольно подумала: «Какая деревенщина стала
наша Анна! Неужели и я такая буду!» Анна действительно сильно опустилась, обрюзгла и одевалась чуть
не по-деревенски. Рядом с ней Серафима казалась барыней. Ловко сшитое дорожное платье сидело на ней, как перчатка.
— Ну, а что зелье-то
наше? — сурово спросила ее Анфуса Гавриловна, — она все больше и больше
не любила Харитину.
— Будьте осторожны… Это
наш миллионер Нагибин. У него единственная дочь невеста, и он выискивает ей женихов. Вероятно, он
не знает, что вы женаты. Постойте, я ему скажу.
— А мне что!.. Какая есть… Старая буду, грехи буду замаливать… Ну, да
не стоит о
наших бабьих грехах толковать: у всех у нас один грех. У хорошего мужа и жена хорошая, Галактион. Это уж всегда так.
— Ничего, ничего,
не — беспокойтесь. Нам необходимо посмотреть, как живет славяночка, какие у нее привычки. Вы простите
наше невинное любопытство.
— Мы себя держали сегодня немного нахально, Тарас Семеныч, и это
не входило совсем в
нашу программу.
— Конечно, конечно… Виноват, у вас является сам собой вопрос, для чего я хлопочу? Очень просто. Мне
не хочется, чтобы моя дочь росла в одиночестве. У детей свой маленький мир, свои маленькие интересы, радости и огорчения. По возрасту
наши девочки как раз подходят, потом они будут дополнять одна другую, как представительницы племенных разновидностей.
— А что касается
нашей встречи с Лиодором, то этому никто
не поверит, — успокаивал немец. — Кто
не знает, что Лиодор разбойник и что ему ничего
не значит оговорить кого угодно? Одним словом, пустяки.
— Свое-то маленькое бросил, Галактион Михеич, а за большим чужим погнался. С бритоусыми и табашниками начал знаться, с жидами и немцами смесился… Они-то, как волки, пришли к нам, а ты в ихнюю стаю забежал… Ох, нехорошо, Галактион Михеич! Ох, велики
наши грехи, и конца им нет!.. Зачем подружию милую обидел? Чадо милое,
не лютуй,
не злобься,
не впадайся в ненужную ярость, ибо великий ответ дадим на великом судилище христове…
— Опять ты глуп… Раньше-то ты сам цену ставил на хлеб, а теперь будешь покупать по чужой цене. Понял теперь? Да еще сейчас вам, мелкотравчатым мельникам, повадку дают, а после-то всех в один узел завяжут… да… А ты сидишь да моргаешь… «Хорошо», говоришь. Уж на что лучше… да… Ну, да это пустяки, ежели сурьезно разобрать. Дураков учат и плакать
не велят… Похожи есть патреты. Вот как
нашего брата выучат!
— Плохая
наша ворожба, Флегонт Васильич. Михей-то Зотыч того, разнемогся, в лежку лежит. Того гляди, скапутится. А у меня та причина, что ежели он помрет, так жалованье мое все пропадет. Денег-то я еще и
не видывал от него, а уж второй год живу.
— А вы
не сердитесь на
нашу деревенскую простоту, Харитина Харитоновна, потому как у нас все по душам… А я-то так кругом обязан Ильей Фирсычем, по гроб жизни. Да и так люди
не чужие… Ежели, напримерно, вам насчет денежных средств, так с
нашим удовольствием. Конешно, расписочку там на всякий случай выдадите, — это так, для порядку, а только несумлевайтесь. Весь перед вами, в там роде, как свеча горю.
— Ах, сколько дела! — повторял он,
не выпуская руки Галактиона из своих рук. — Вы меня, господа, оттерли от банка, ну, да я и
не сержусь, — где
наше не пропало? У меня по горло других дел. Скажите, Луковников дома?
—
Не убивайтесь, богоданная маменька, может, все дела помаленьку наладятся. Господь терпел и нам наказал терпеть. Испытания господь посылает любя и любя наказует за
нашу гордость. Кто погордится, а ему сейчас усмирение.
— Что это попритчилось
нашей исправнице? — удивлялась Анфуса Гавриловна. — Раньше-то Агнию и за сестру
не считала.
— Распыхались
наши купцы
не к добру, — пошептывал миллионер, точно колдун. — Ох,
не быть добру!.. Очень уж круто повернулись все, точно с печи упали.
— Это уж
наше дело, что там будет, — загадочно ответила Харитина, имевшая такой серьезный вид. — А тебя
не спросим.
— И то поговаривают, Галактион Михеич. Зарвался старичок… Да и то сказать, горит у нас работа по Ключевой. Все так и рвут… Вот в Заполье вальцовая мельница Луковникова, а другую уж строят в верховье Ключевой. Задавят они других-то крупчатников… Вот уж здесь околачивается доверенный Луковникова: за
нашею пшеницей приехал. Своей-то
не хватает… Что только будет, Галактион Михеич. Все точно с ума сошли, так и рвут.
— Н-но-о?!. И что такое только будет… Как бы только Михей Зотыч
не выворотился… До него успевать буду уж как-нибудь, а то всю музыку испортит. Ах, Галактион Михеич, отец ты
наш!.. Да мы для тебя ничего
не пожалеем!
Не потерпит господь
нашего неистовства.
— Ну, мне-то
не нужно… Я так, к слову. А про других слыхал, что начинают закладываться. Из
наших же мельников есть такие, которые зарвутся свыше меры, а потом в банк.
— Да, да… Ох,
не прежние!.. И
наш брат, купец, и мужик — все пошатнулись.
— Да, да, поздравляю, — повторял Стабровский. — У меня был Прохоров, но я его
не принял. Ничего, подождет. Его нужно выдержать. Теперь мы будем предписывать условия. Заметьте, что
не в
наших интересах топить его окончательно, да я и
не люблю этого. Зачем? Тем более что я совсем и
не желаю заниматься винокуренным делом… Только статья дохода —
не больше того. А для него это хороший урок.
— А бог-то?
Не потерпит батюшко
нашего зверства… Божий дар травим да беса тешим.
И мы все делаем, чтобы
не видеть их и чтобы, боже сохрани,
наши дети
не видели их…
— Главное, помните, что здесь должен быть особый тип парохода, принимая большую быстроту, чем на Волге и Каме. Корпус должен быть длинный и узкий… Понимаете, что он должен идти щукой… да. К сожалению,
наши инженеры ничего
не понимают и держатся старинки.
— Ох, обмолвился! Простите на глупом слове, Илья Фирсыч. Еще деревенская-то
наша глупость осталась.
Не сообразил я. Я сам, признаться сказать, терпеть ненавижу этого самого попа Макара. Самый вредный человек.
— Правильно, Симон Михеич. Это точно… да. Вот и
нашим вальцовым мельницам туго приходится… А Ермилыча я знаю. Ничего, оборотистый мужичонко и
не любит, где плохо лежит. Только все равно он добром
не кончит.
— Да вы
не читали… Вот посмотрите — целая статья: «
Наши партии». Начинается так: «В
нашем Заполье городское общество делится на две партии: старонавозная и новонавозная». Ведь это смешно? Пишет доктор Кочетов, потому что дума
не согласилась с его докладом о необходимых санитарных мерах. Очень смешные слова доктор придумал.
— А я все-таки
не согласен с тобой, Устенька. И правде бывает
не место. Какие мы с тобой судьи? Ты думаешь, он сам хуже
нашего понимает, где хорошо и где нехорошо?
— Позвольте мне кончить, господа… Дело
не в названии, а в сущности дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы
наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному двигателю… Гений заключается только в том, чтобы воспользоваться уже готовою силой, а поэтому я предлагаю тост за…
— Вот, вот… Посмеялся он над нами, потому его время настало. Ох, горе душам
нашим!.. Покуда лесом ехали, по снегу, так он
не смел коснуться, а как выехали на дорогу, и начал приставать… Он теперь везде по дорогам шляется, — самое любезное для него дело.
— А ты
не малодушествуй…
Не то еще увидим. Власть первого зверя царит, имя же ему шестьсот и шестьдесят и шесть…
Не одною лошадью он теперь трясет, а всеми потряхивает, как вениками. Стенания и вопль мног в боголюбивых народах, ибо и земля затворилась за
наши грехи.
— Трусу ты спраздновал, честной отец… Ах, нехорошо! Кабы
не догадливый кучер… Ох, горе душам
нашим!
— Уж лучше
нашей Ключевой, кажется, на всем свете другой реки
не сыщешь, — восторгался Михей Зотыч, просматривая плесо из-под руки. — Божья дорожка — сама везет…