Неточные совпадения
— Я старичок, у меня бурачок, а кто меня
слушает — дурачок… Хи-хи!.. Ну-ка, отгадайте загадку: сам гол, а рубашка за пазухой. Всею деревней
не угадать… Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу, а как зовут — и
не знаете. Оно и выходит, что птица
не к рукам…
Хозяйку огорчало главным образом то, что гость почти ничего
не ел, а только пробовал. Все свои ржаные корочки сосет да похваливает. Зато хозяин
не терял времени и за жарким переехал на херес, — значит, все было кончено, и Анфуса Гавриловна перестала обращать на него внимание. Все равно
не послушает после третьей рюмки и устроит штуку. Он и устроил, как только она успела подумать.
— Дело божье, Харитон Артемьич, — политично ответил гость, собирая свои корочки в сторону. — А девицам
не пристало
слушать наши с тобой речи. Пожалуй, и лишнее скажем.
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. —
Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует быть… Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а
не съели друг друга. И дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
—
Послушай, старичок, поговорим откровенно, — приставал Штофф. — Ты живой человек, и я живой человек; ты хочешь кусочек хлеба с маслом, и я тоже хочу… Так? И все другие хотят, да
не знают, как его взять.
Серафима
слушала мужа только из вежливости. В делах она попрежнему ничего
не понимала. Да и муж как-то
не умел с нею разговаривать. Вот, другое дело, приедет Карл Карлыч, тот все умеет понятно рассказать. Он вот и жене все наряды покупает и даже в шляпах знает больше толку, чем любая настоящая дама. Сестра Евлампия никакой заботы
не знает с мужем, даром, что немец, и щеголяет напропалую.
Немец чего-то
не договаривал, а Галактион
не желал выпытывать. Нужно, так и сам скажет. Впрочем, раз ночью они разговорились случайно совсем по душам. Обоим что-то
не спалось. Ночевали они в писарском доме, и разговор происходил в темноте. Собственно, говорил больше немец, а Галактион только
слушал.
— Да будет тебе! — сердито крикнула Анфуса Гавриловна. —
Не пристало нам твои-то гадости
слушать… Постыдилась бы хоть Галактиона.
Галактион
слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома
не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
Слушая ожесточенные выходки доктора, Галактион понимал только одно, что он действительно полный неуч и даже
не знает настоящих образованных слов.
—
Послушайте, Тарас Семеныч, я знаю, что вы мне
не доверяете, — откровенно говорил Ечкин. — И даже есть полное основание для этого… Действительно, мы, евреи, пользуемся
не совсем лестной репутацией. Что делать? Такая уж судьба! Да… Но все-таки это несправедливо. Ну, согласитесь: когда человек родится, разве он виноват, что родится именно евреем?
—
Послушайте, кто же себе враг, Борис Яковлич? От денег никто еще
не отказывался.
Для Ечкина это было совсем
не убедительно. Он развил широкий план нового хлебного дела, как оно ведется в Америке. Тут были и элеватор, и подъездные пути, и скорый кредит, и заграничный экспорт, и интенсивная культура, — одним словом, все, что уже существовало там, на Западе. Луковников
слушал и мог только удивляться. Ему начинало казаться, что это какой-то сон и что Ечкин просто его морочит.
— А ты, зятюшка,
не очень-то баб
слушай… — тайно советовал этот мудрый тесть. — Они, брат, изведут кого угодно. Вот смотри на меня: уж я, кажется, натерпелся от них достаточно. Даже от родных дочерей приходится терпеть… Ты
не поддавайся бабам.
Галактион только выжидал случая, чтоб уйти. Завтрак был кончен, а
слушать пьяного доктора
не представляло удовольствия.
— И Бубнова похоронили, —
не унимался Замараев. — Знавал я его в прежние времена… Жаль. А
слушали новость: Прасковья Ивановна замуж выходит.
— Непригоже вам, Харитина Харитоновна, отецкой дочери, такие слова выговаривать, а мне непригоже их
слушать. И для ради шутки даже
не годится.
— Тебя
не спрошу.
Послушай, Галактион, мне надоело с тобой ссориться. Понимаешь, и без тебя тошно. А тут ты еще пристаешь… И о чем говорить: нечем будет жить — в прорубь головой. Таких ненужных бабенок и хлебом
не стоит кормить.
Ему казалось, что и его пациенты это чувствуют и инстинктивно
не доверяют ему, а
слушают безграмотного фельдшера, который давил его тупою и самодовольною непосредственностью своей фальдшерской натуры.
— Ох, барыня, и
не спрашивай!.. Такое случилось, такое, —
не слушай теплая хороминка.
—
Послушай, я
не пойму, как это тебя угораздило вместе с отцом приехать сюда?
Эти разговоры доктора и пугали Устеньку и неудержимо тянули к себе, создавая роковую двойственность. Доктор был такой умный и так ясно раскрывал перед ней шаг за шагом изнанку той жизни, которой она жила до сих пор безотчетно. Он
не щадил никого — ни себя, ни других. Устеньке было больно все это слышать, и она
не могла
не слушать.
— Э, все пустяки!.. Была бы охота. Я говорил запольским купцам, и
слушать не хотят. А я все равно выхлопочу себе концессию на эту ветвь. Тогда посмотрим…
—
Послушай, да ты… кто ты такая? — кричал на нее взбешенный Галактион. — Даже
не жена.
На,
слушай, Галактион пробовал что-то говорить, но разговор
не вязался.
— А Полуянов? Вместе с мельником Ермилычем приехал, потребовал сейчас водки и хвалится, что засудит меня, то есть за мое показание тогда на суде. Мне, говорит, нечего терять… Попадья со страхов убежала в суседи, а я вот сижу с ними да
слушаю. Конечно, во-первых, я нисколько его
не боюсь, нечестивого Ахава, а во-вторых, все-таки страшно…
Михей Зотыч только
слушал и молчал, моргая своими красными веками. За двадцать лет он мало изменился, только сделался ниже. И все такой же бодрый, хотя уж ему было под девяносто. Он попрежнему сосал ржаные корочки и запивал водой. Старец Анфим оставался все таким же черным жуком. Время для скитников точно
не существовало.
Банковские воротилы были в страшной тревоге, то есть Мышников и Штофф. Они совещались ежедневно, но
не могли прийти ни к какому результату. Дело в том, что их компаньон по пароходству Галактион держал себя самым странным образом, и каждую минуту можно было ждать, что он подведет. Сначала Штофф его защищал, а потом, когда Галактион отказался платить Стабровскому, он принужден был молчать и
слушать. Даже Мышников, разоривший столько людей и всегда готовый на новые подвиги, — даже Мышников трусил.
— А я вас
не желаю здесь
слушать, — заявил Галактион.
Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй,
послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать:
не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше.
Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Хлестаков.
Послушай, любезный, там мне до сих пор обеда
не приносят, так, пожалуйста, поторопи, чтоб поскорее, — видишь, мне сейчас после обеда нужно кое-чем заняться.
Я раз
слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я
не могу вам сказать, что с ним сделалось.