Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично пел, еще лучше плясал и вообще был везде душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что
стоном стон стоял. На улице собиралась целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать, как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел на «ты» и несколько раз принимался целовать его без всякой видимой причины.
— Ох, плохо будет, сватушка, всем плохо!.. Ведь можно было бы жить, и еще как можно, если бы все не набросились строить мельницы. По Ключевой-то теперь
стоном стон стоит… Так и рвут, так и рвут. Что только и будет!..
Неточные совпадения
— Наградил господь… Ох, наградил! — как-то
застонал Харитон Артемьич, запахивая халат. — Как их ни считай, все три девки выходят… Давай поменяемся: у тебя три сына, а у меня три дочери, — ухо на ухо сменяем, да Лиодорку прикину впридачу.
— Ах, батюшки! —
застонала Анфуса Гавриловна, хватаясь за голову. — Да ведь ты, Аграфенушка, без ножа всех зарезала… Навалилась, говоришь?.. Ах, грех какой!..
— Ах, аспид! ах, погубитель! —
застонал старик. — Видел, Михей Зотыч? Гибель моя, а не сын… Мы с Булыгиным на ножах, а он, слышь, к Булыгиным. Уж я его, головореза, три раза проклинал и на смирение посылал в степь, и своими руками терзал — ничего не берет. У других отцов сыновья — замена, а мне нож вострый. Сколько я денег за него переплатил!
Мужики галдели, бабы визжали, и
стонала, кажется, сама земля от этого пьяного веселья.
— Ох, пора! —
стонал Михей Зотыч, тяжело повертываясь на своем жестком ложе. — Много грехов, старче… Вот как мышь в муку заберется, так и я в грехах.
— Хорошо тебе наговаривать, родитель, да высмеивать, — как-то
застонал Галактион, — да. А я вот и своей-то постылой жизни не рад. Хлопочу, работаю, тороплюсь куда-то, а все это одна видимость… у самого пусто, вот тут пусто.
— Боже мой, за что ты меня наказываешь? —
стонал Стабровский, ломая руки. — Ведь живут же дети бедняков, нищие, подкидыши, и здоровы, а у меня одна дочь… Ах, Дидя, Дидя!
Старушка умерла от разрыва сердца. Малыгинский дом точно весь
застонал. Пока была жива старушка, ее почти не замечали, а теперь для всех было ясно как день, что с нею вместе рушился весь дом. И всех лучше понимал это сам Харитон Артемьич, ходивший из комнаты в комнату, как оглушенный.
— Не поминай ты мне про фабрику, разбойник! —
стонал старик. — И тебя прокляну… всех! По миру меня пустили, родного отца!
— Ох, отлично делаешь! —
стонал Нагибин. — Ведь за мадеру деньги плачены. И что только мне стоила эта самая Наташка!.. Теперь возьми, — ведь одеть ее надо? Потом один-то я и старых штец похлебаю или редечкой закушу, а ей подавай котлетку… так? Да тут еще свадьбу справляй… Одно разорение. А теперь пусть кормит и одевает муж… Так я говорю?
Они в первой же жилой избе натолкнулись на ужасающую картину: на нарах сидела старуха и выла, схватившись за живот; в углу лежала башкирка помоложе, спрятав голову в какое-то тряпье, — несчастная не хотела слышать воя,
стонов и плача ползавших по избе голодных ребятишек.
Анфим только сейчас узнал голос Михея Зотыча. Да, это был он, цел и невредим. Другой мужик лежал ничком в кошевке и жалобно
стонал.
Лежавший в кошевке кучер продолжал
стонать.
— А другие еще хотят больше получить, — как-то
стонал Стабровский, тяжело ворочаясь в своем кресле. — Это называется снимать рубашку с нищего… да!
Неточные совпадения
Тот
стонет, тот катается, // Как оглашенный, по полу, // Тот бредит женкой, матушкой.
— Нет. Он в своей каморочке // Шесть дней лежал безвыходно, // Потом ушел в леса, // Так пел, так плакал дедушка, // Что лес
стонал! А осенью // Ушел на покаяние // В Песочный монастырь.
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг
стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Проснулось эхо гулкое, // Пошло гулять-погуливать, // Пошло кричать-покрикивать, // Как будто подзадоривать // Упрямых мужиков. // Царю! — направо слышится, // Налево отзывается: // Попу! попу! попу! // Весь лес переполошился, // С летающими птицами, // Зверями быстроногими // И гадами ползущими, — // И
стон, и рев, и гул!
Горит и
стонет дерево, // Горят и
стонут птенчики: // «Ой, матушка! где ты?