Неточные совпадения
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин не без самодовольства, когда они по
узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда было. Семью на ноги поднимал, а меня господь-таки благословил:
целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
Появление старика Колобова в Суслоне было
целым событием. Теперь
уж все поняли, зачем птица прилетела. Всех больше волновался мельник Ермилыч, под рукой распускавший нехорошие слухи про старика Колобова. Он боялся сильного конкурента. Но Колобов сам пришел к нему на мельницу в гости, осмотрел все и сказал...
Очень
уж он любил свою дочурку и для нее в первый раз поступился старинкой, особенно когда Стабровский в
целом ряде серьезных бесед выяснил ему во всех подробностях план того образования, который должны были пройти рука об руку обе славянки.
— Ведь она не говорит, что вы ее
целовали. Ах, какой вы скрытный! Ну,
уж я вам, так и быть, сама скажу: очень вам нравится Харитина. Конечно, родня, немножко совестно.
Хотя Харитон Артемьич и предупредил зятя относительно Булыгиных, а сам не утерпел и под пьяную руку все разболтал в клубе. Очень
уж ловкий анекдот выходил. Это происшествие облетело
целый город, как молния. Очень
уж постарался Илья Фирсыч. Купцы хохотали доупаду. А тут еще суслонский поп ходит по гостиному двору и рассказывает, как Полуянов морозит у него на погребе скоропостижное девичье тело.
— Что тут обсуждать, когда я все равно ничего не понимаю? Такую дуру вырастили тятенька с маменькой… А знаешь что? Я проживу не хуже, чем теперь… да. Будут у меня руки
целовать, только бы я жила попрежнему. Это
уж не Мышников сделает, нет… А знаешь, кто?
Полуянов в какой-нибудь месяц страшно изменился, начиная с того, что
уже по необходимости не мог ничего пить. С лица спал пьяный опух, и он казался старше на
целых десять лет. Но всего удивительнее было его душевное настроение, складывавшееся из двух неравных частей: с одной стороны — какое-то детское отчаяние, сопровождавшееся слезами, а с другой — моменты сумасшедшей ярости.
Солнце еще не село, когда помочане веселою гурьбой тронулись с покоса. Это было
целое войско, а закинутые на плечи косы блестели, как штыки. Кто-то затянул песню, кто-то подхватил, и она полилась, как река, выступившая в половодье из своих берегов. Суслонцы всегда возвращались с помочей с песнями, — так
уж велось исстари.
Да, теперь
уж, вероятно,
целый город знает, что жена ушла от него.
Прасковья Ивановна шушукалась с невестой и несколько раз без всякой побудительной причины стремительно начинала ее
целовать. Агния еще больше конфузилась, и это делало ее почти миловидной. Доктор, чтобы выдержать свою жениховскую роль до конца, подошел к ней и заговорил о каких-то пустяках. Но тут его поразили дрожавшие руки несчастной девушки. «Нет,
уж это слишком», — решил доктор и торопливо начал прощаться.
Заводы Прохорова и К o были
уже в степи, и ехать до них приходилось
целых полтора суток.
Конечно, все это было глупо, но
уж таковы свойства всякой глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не думать о проклятом письме — и не мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело с открытым врагом совсем не то, что с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него
целою шайкой. Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.
Охватившая весь край хлебная горячка сказывалась в
целом ряде таких жертв, другие стояли
уже на очереди, а третьи готовились к неизбежному концу.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него были деньги для начала дела, а там
уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да,
целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было все, самый решительный шаг в его жизни.
Это была
уже не мельница, а
целая фабрика.
Целый день Галактион ходил грустный, а вечером, когда зажгли огонь, ему сделалось
уж совсем тошно. Вот здесь сидела Харитина, вот на этом диване она спала, — все напоминало ее, до позабытой на окне черепаховой шпильки включительно. Галактион долго пил чай, шагал по комнате и не мог дождаться, когда можно будет лечь спать. Бывают такие проклятые дни.
Галлюцинация продолжалась до самого утра, пока в кабинет не вошла горничная.
Целый день потом доктор просидел у себя и все время трепетал: вот-вот войдет Прасковья Ивановна. Теперь ему начинало казаться, что в нем
уже два Бубнова: один мертвый, а другой умирающий, пьяный, гнилой до корня волос. Он забылся, только приняв усиленную дозу хлоралгидрата. Проснувшись ночью, он услышал, как кто-то хриплым шепотом спросил его...
— Да, твой, твой, твой! —
уже кричал Галактион, впадая в бешенство. — Ведь ты сама его выбрала в мужья, никто тебя не неволил, и выходит, что твой… Ты его
целовала, ты… ты… ты…
Выйдя от Луковникова, Галактион решительно не знал, куда ему идти. Раньше он предполагал завернуть к тестю, чтобы повидать детей, но сейчас он не мог этого сделать. В нем все точно повернулось. Наконец, ему просто было совестно. Идти на квартиру ему тоже не хотелось. Он без
цели шел из улицы в улицу, пока не остановился перед ссудною кассой Замараева. Начинало
уже темнеть, и кое-где в окнах мелькали огни. Галактион позвонил, но ему отворили не сразу. За дверью слышалось какое-то предупреждающее шушуканье.
С бани огонь перекинулся на соседнюю стройку, а потом
уже охватил разом
целый порядок.
Стабровский не хотел уезжать без мисс Дудль, и это все расстроило. Около экипажа
уже образовалась
целая толпа, и слышались угрожающие голоса...
— Работы сокращают везде по заводам… Везде худо.
Уж как только народ дотянет до осени… Бедуют везде, а башкир мрет
целыми деревнями. Страсти рассказывают.
Эти строгие теоретические рассуждения разлетались прахом при ближайшем знакомстве с делом. Конечно, и пшеничники виноваты, а с другой стороны, выдвигалась масса таких причин, которые
уже не зависели от пшеничников. Первое дело, своя собственная темнота одолевала, тот душевный глад, о котором говорит писание. Пришли волки в овечьей шкуре и воспользовались мглой… По закону разорили
целый край. И как все просто: комар носу не подточит.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то
уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет
уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он
целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и
уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Влас отвечал задумчиво: // — Бахвалься! А давно ли мы, // Не мы одни — вся вотчина… // (Да… все крестьянство русское!) // Не в шутку, не за денежки, // Не три-четыре месяца, // А
целый век… да что
уж тут! // Куда
уж нам бахвалиться, // Недаром Вахлаки!
Сверх того, хотя он робел и краснел в присутствии женщин, но под этою робостью таилось то пущее сластолюбие, которое любит предварительно раздражить себя и потом
уже неуклонно стремится к начертанной
цели.
И что ж! — все эти мечты рушились на другое же утро. Как ни старательно утаптывали глуповцы вновь созданную плотину, как ни охраняли они ее неприкосновенность в течение
целой ночи, измена
уже успела проникнуть в ряды их.
Но Архипушко не слыхал и продолжал кружиться и кричать. Очевидно было, что у него
уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддерживавшие соломенную крышу, подгорели.
Целое облако пламени и дыма разом рухнуло на землю, прикрыло человека и закрутилось. Рдеющая точка на время опять превратилась в темную; все инстинктивно перекрестились…