Неточные совпадения
Так его рогожский священник наш, батюшка Иван Матвеич, и в
глаза и за
глаза зовет, а
матушка Пульхерия, рогожская то есть игуменья, всем говорит, что вот без малого сто годов она на свете живет, а такого благочестия, как в Семене Елизарыче, ни в ком не видывала…
— Святые книги писал,
матушка, о пустынном житии, об антихристе, о последних временах, — скромно опустив
глаза, отвечала шаловливая головщица.
—
Матушка! — быстро подхватила Марья Гавриловна, вскинув черными своими
глазами на Манефу. — Жизнь мою вы знаете — это ль еще не горе!..
— Нет,
матушка, — сказала Марья Гавриловна, отнимая платок от
глаз, — нет… Мало разве родителей, что из расчетов аль в угоду богатому, сильному человеку своих детей приводят на заклание?.. Счастье отнимают, в пагубу кидают их?
— Пускай до чего до худого дела не дойдет, — сказал на то Пантелей, — потому девицы они у нас разумные, до пустяков себя не доведут… Да ведь люди,
матушка, кругом, народ же все непостоянный, зубоскал, только бы посудачить им да всякого пересудить… А к богатым завистливы. На
глазах лебезят хозяину, а чуть за угол, и пошли его ругать да цыганить… Чего доброго, таких сплеток наплетут, таку славу распустят, что не приведи Господи. Сама знаешь, каковы нынешние люди.
— Знаю, — перебила Настя. — Все знаю, что у парня на уме: и хочется, и колется, и болит, и
матушка не велит… Так, что ли? Нечего глазами-то хлопать, — правду сказала.
— Уповаю на Владычицу. Всего станет,
матушка, — говорила Виринея. — Не изволь мутить себя заботами, всего при милости Божией хватит. Слава Господу Богу, что поднял тебя… Теперь все ладнехонько у нас пойдет: ведь хозяюшкин
глаз, что твой алмаз. Хозяюшка в дому, что оладышек в меду: ступит — копейка, переступит — другая, а зачнет семенить, и рублем не покрыть. За тобой,
матушка, голодом не помрем.
— Где ж бессребреника достать,
матушка? Сытых
глаз что-то ноне не видится, — сказал Василий Борисыч.
— Подобает,
матушка… Вскоре подобает, — глубоко вздохнув, промолвил и Василий Борисыч, вскинув, однако, исподтишка
глазами на Устинью, у которой обильные слезы выступили от Таифина чтения и от речей игуменьи…
— Да что я за баламутница в самом деле? — резко ответила Фленушка. — Что в своей обители иной раз посмеюсь, иной раз песню мирскую спою?.. Так это,
матушка, дома делается, при своих, не у чужих людей на
глазах… Вспомнить бы тебе про себя, как в самой-то тебе молодая кровь еще бродила.
Справивши дела Патапа Максимыча в Красной Рамени, поехал Алексей в губернский город. С малолетства живучи в родных лесах безвыездно, не видавши ничего, кроме болот да малых деревушек своего околотка, диву дался он, когда перед
глазами его вдруг раскинулись и высокие крутые горы, и красавец город, и синее широкое раздолье
матушки Волги.
— Ни на что еще я не решилась,
матушка, сама еще не знаю, что и как будет… Известно дело, хозяйский
глаз тут надобится. Рано ли, поздно ли, а придется к пристани поближе на житье переехать. Ну, да это еще не скоро. Не сразу устроишься. Домик надо в городе купить, а прежде всего сыскать хорошего приказчика, — говорила Марья Гавриловна.
— Ну, вот видишь ли,
матушка, — начала Виринея. — Хворала ведь она, на волю не выходила, мы ее, почитай, недели с три и в
глаза не видывали, какая есть Марья Гавриловна. А на другой день после твоего отъезда оздоровела она,
матушка, все болести как рукой сняло, веселая такая стала да проворная, ходит, а сама попрыгивает: песни мирские даже пела. Вот грех-то какой!..
Поганились,
матушка, поганились — не солгу, сама своими
глазами видела…
— Слышали,
матушка, слышали и немало потужили, — сказал Марко Данилыч. — Дунюшка у меня долгое время
глаз осушить не могла. Подруги ведь, вместе в вашей обители росли, вместе обучались.
— Слушаю,
матушка, беспременно пришлю, — отирая
глаза свернутым в клубок синим бумажным платком, с низким поклоном ответила Таисея. — Как часы отправим, так и пришлю.
— Тридцать два варенца,
матушка. По моему расчету на почетны столы за
глаза хватит, — сказала мать Виринея. — Пришлым столы на дворе, чай, будут?.. Не обносить же их варенцами.
— Не про обед, а про то, что после обеда-то было, — сказал московский посол. — Про собранье говорю,
матушка, про собранье… Таково вы меня угостили, что не знаю теперь, как в Москву и
глаза показать.
— В те поры, как жила я у
матушки Манефы, была я дитя неразумное, — отвечала Груне Авдотья Марковна. — Одно ребячье было на уме, да и смысл-то ребячий был. А теперь, — со светлой улыбкой она промолвила, — теперь уж вышла я из подростков. Не чужими, своими
глазами на свет Божий гляжу…
— Ах она, бесстыдная!.. Ах она, безумная!.. Глякось, какое дело сделала!.. Убила ведь она
матушку Манефу!.. Без ножа зарезала! При ее-то хилом здоровьице, да вдруг такое горе!.. — горько воскликнула Аксинья Захаровна, и слезы показались в
глазах ее.
Неточные совпадения
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у
глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
—
Матушки!! Новое, белое платье! Таня! Гриша! — говорила мать, стараясь спасти платье, но со слезами на
глазах улыбаясь блаженною, восторженною улыбкой.
Я не спускал
глаз с Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; но теперь я внимательнее стал всматриваться в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашей радости, объявил, что, по просьбе
матушки, поездка отложена до завтрашнего утра.
Когда я стараюсь вспомнить
матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие
глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Кабанова. Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не спрашивают. Не заступайся,
матушка, не обижу, небось! Ведь он мне тоже сын; ты этого не забывай! Что ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то ты это всем доказываешь.