Неточные совпадения
— Заладил
себе, как сорока Якова: муж да муж, — молвила на то Аксинья Захаровна. — Только и речей у тебя. Хоть бы пожалел маленько девку-то. Ты бы лучше вот послушал, что матушка Манефа про скитских «сирот»
говорит. Про тех, что
меж обителей особняком по своим кельям живут. Старухи старые, хворые; пить-есть хотят, а взять неоткуда.
«Знать бы да ведать, —
меж собой говорили они, — не сдавать бы в науку овражного найденыша!.. Кормить бы, поить его, окаянного, что свинью на убой, до самых тех пор, как пришлось бы сдавать его в рекруты. Не ломался б над нами теперь, не нес бы высóко поганой головы своей. Отогрели змею за пазухой! А все бабы! Они в ту пору завыли невесть с чего…»
Надвинулись сумерки, наступает Иванова ночь… Рыбаки сказывают, что в ту ночь вода подергивается серебристым блеском, а бывалые люди
говорят, что в лесах тогда деревья с места на место переходят и шумом ветвей
меж собою беседы ведут… Сорви в ту ночь огненный цвет папоротника, поймешь язык всякого дерева и всякой травы, понятны станут тебе разговоры зверей и речи домашних животных… Тот «цвет-огонь» — дар Ярилы… То — «царь-огонь»!..
И каноны поют, и книги читают, и
меж собой говорят все потихоньку, чуть не шепотом…
Белый день идет к вечеру, честнóй пир идет навеселе. На приволье, в радости, гости прохлаждаются, за стаканами
меж собой беседу ведут… Больше всех
говорит, каждым словом смешит подгулявший маленько Чапурин. Речи любимые, разговоры забавные про житье-бытье скитское, про дела черниц молодых, белиц удалых, про ихних дружков-полюбовников. Задушевным смехом, веселым хохотом беседа каждый рассказ его покрывает.
— Так вам и поверили! — возразила Фленушка, отодвигаясь от Параши и давая возле нее место Василью Борисычу. — Не беседу с нами хотелось вам беседовать, захотелось подслушать, о чем
меж собой девицы
говорят по тайности. Знаем вы вас!
О сем многие тогда соблазнялись и
говорили меж собой, покивая главами, — пуще же всех отец Ферапонт, которому тотчас же тогда поспешили передать некоторые хулители о сем «необычайном» в таком особливом случае распоряжении старца.
На половине дороги крестьянская девушка, с испуганным лицом, подбежала к саням приказчика и сказала ему что-то потихоньку; он побледнел как смерть, подозвал к себе Кудимыча, и вся процессия остановилась. Они довольно долго
говорили меж собой шепотом; наконец Кудимыч сказал громким голосом:
— Постой!.. Так точно… вот, кажется, за этим кустом
говорят меж собой наши солдаты… пойдем поближе. Ты не можешь себе представить, как иногда забавны их разговоры, а особливо, когда они уверены, что никто их не слышит. Мы привыкли видеть их во фрунте и думаем, что они вовсе не рассуждают. Послушай-ка, какие есть между ними политики — умора, да и только! Но тише!.. Не шуми, братец!
Мучим голодом, страхом томимый, // Сановит и солиден на вид, // В сильный ветер, в мороз нестерпимый, // Кто по Невскому быстро бежит? // И кого он на Невском встречает? // И о чем начался разговор? // В эту пору никто не гуляет, // Кроме мнительных, тучных обжор. //
Говоря меж собой про удары, // Повторяя обеты не есть, // Ходят эти угрюмые пары, // До обеда не смея присесть, // А потом наедаются вдвое, // И на утро разносится слух, // Слух ужасный — о новом герое, // Испустившем нечаянно дух!
Неточные совпадения
«А Моргачонок в отца вышел», — уже и теперь
говорят о нем вполголоса старики, сидя на завалинках и толкуя
меж собой в летние вечера; и все понимают, что это значит, и уже не прибавляют ни слова.
Когда мы проезжали между хлебов по широким
межам, заросшим вишенником с красноватыми ягодами и бобовником с зеленоватыми бобами, то я упросил отца остановиться и своими руками нарвал целую горсть диких вишен, мелких и жестких, как крупный горох; отец не позволил мне их отведать,
говоря, что они кислы, потому что не поспели; бобов же дикого персика, называемого крестьянами бобовником, я нащипал
себе целый карман; я хотел и ягоды положить в другой карман и отвезти маменьке, но отец сказал, что «мать на такую дрянь и смотреть не станет, что ягоды в кармане раздавятся и перепачкают мое платье и что их надо кинуть».
— Полно, отец, —
говорила меж тем Евлампия, и голос ее стал как-то чудно ласков, — не поминай прошлого. Ну, поверь же мне; ты всегда мне верил. Ну, сойди; приди ко мне в светелку, на мою постель мягкую. Я обсушу тебя да согрею; раны твои перевяжу, вишь, ты руки
себе ободрал. Будешь ты жить у меня, как у Христа за пазухой, кушать сладко, а спать еще слаще того. Ну, были виноваты! ну, зазнались, согрешили; ну, прости!
А генеральша
говорят, что и во мне ничего особенного не видят, — так
меж собой обе госпожи за нас и поспорят.