Неточные совпадения
— Поставили, матушка, истинно, что поставили, —
говорила Евпраксия. — На Богоявленье в Городце воду святил, сам Патап Максимыч за вечерней стоял и воды богоявленской домой привез. Вон бурак-от у святых стоит. Великим постом Коряга, пожалуй, сюда наедет, исправлять станет, обедню служить. Ему, слышь, епископ-от полотняную церковь пожаловал и одикон, рекше путевой престол Господа Бога и Спаса нашего…
— Коряга! Михайло Коряга! Попом! Да что ж это такое! — в раздумье
говорила Манефа, покачивая головой и не слушая речей Евпраксии. — А впрочем, и сам-от Софроний такой же стяжатель — благодатью духа святого торгует… Если иного
епископа, благочестивого и Бога боящегося, не поставят — Софрония я не приму… Ни за что не приму!..
Там беспременно найдешь
епископов; недавно,
говорит, некие христолюбцы тамо бывали, про тамошнее житие нам писали».
— Слушайте: дорогой, как мы из австрийских пределов с
епископом в Москву ехали, рассказал я ему про свои хожденья,
говорил и про то, как в сибирских тайгах земляным маслом заимствовался.
Рассказавши про такое дело,
епископ и
говорит: «Этим делом мне теперь заниматься нельзя, сан не позволяет, но есть,
говорит, у меня братья родные и други-приятели, они при том деле будут…
— Ну уж ты!
Епископ,
говоришь, прислал? — сказала Таифа. — Пошлет разве
епископ каторжного?..
—
Говорит, от
епископа, — отвечал Пантелей, — а может, и врет.
«У меня-де свой
епископ, не вы,
говорит, мужики, — он мне указ…» И задали мы Коряге указ: вон из часовни, чтоб духа его не было!..
— А плюнул, матушка, да все собрание гнилыми словами и выругал… — сказал Василий Борисыч. — «Не вам,
говорит, мужикам,
епископа судить!.. Как сметь,
говорит, ноге выше головы стать?.. На меня,
говорит, суд только на небеси да в митрополии…» Пригрозили ему жалобой митрополиту и заграничным
епископам, а он на то всему собранию анафему.
— Как есть анафему, матушка, — подтвердил Василий Борисыч. — Да потом и
говорит: «Теперь поезжайте с жалобой к митрополиту. Вам, отлученным и анафеме преданным, веры не будет». Да, взявши Кормчую, шестое правило второго собора и зачал вычитывать: «Аще которые осуждены или отлучены, сим да не будет позволено обвинять
епископа». Наши так и обмерли: делу-то не пособили, а клятву с анафемой доспели!.. Вот те и с праздником!..
— Тот Стуколов где-то неподалеку от Красноярского скита искал обманное золото и в том обмане заодно был с
епископом. Потому Патап Максимыч и думает, что
епископ и по фальшивым деньгам не без участия… Сердитует очень на них… «Пускай бы,
говорит, обоих по одному канату за Уральские бугры послали, пускай бы там настоящее государево золото, а не обманное копали…» А игумна Патап Максимыч жалеет и так полагает, что попал он безвинно.
«Что они здесь делают, эти французы? — думал я, идучи в отель, —
епископ говорит, что приехал лечиться от приливов крови в голове: в Нинпо, говорит, жарко; как будто в Маниле холоднее! А молодой все ездит по окрестным пуэбло по каким-то делам…»
Неточные совпадения
Говорил это
епископ со вздохами, с грустью…
Видела одного
епископа, он недавно беседовал с царем,
говорит, что царь — самый спокойный человек в России.
Наконец мы собрались к миссионерам и поехали в дом португальского
епископа. Там, у молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура,
епископа в китайском платье, и еще монаха с знакомым мне лицом. «Настоятель августинского монастыря, — по-французски не
говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его
епископ. Я вспомнил, что это тот самый монах, которого я видел в коляске на прогулке за городом.
Мне все слышится ответ французского
епископа, когда
говорили в Маниле, что Япония скоро откроется: «coups des canons, messieurs, coups des canons», — заметил он.
По приезде адмирала
епископ сделал ему визит. Его сопровождала свита из четырех миссионеров, из которых двое были испанские монахи, один француз и один китаец, учившийся в знаменитом римском училище пропаганды. Он сохранял свой китайский костюм, чтоб свободнее ездить по Китаю для сношений с тамошними христианами и для обращения новых. Все они завтракали у нас; разговор с
епископом, итальянцем, происходил на французском языке, а с китайцем отец Аввакум
говорил по-латыни.