Неточные совпадения
Говорил это
епископ со вздохами, с грустью…
Видела одного
епископа, он недавно беседовал с царем,
говорит, что царь — самый спокойный человек в России.
Наконец мы собрались к миссионерам и поехали в дом португальского
епископа. Там, у молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура,
епископа в китайском платье, и еще монаха с знакомым мне лицом. «Настоятель августинского монастыря, — по-французски не
говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его
епископ. Я вспомнил, что это тот самый монах, которого я видел в коляске на прогулке за городом.
Мне все слышится ответ французского
епископа, когда
говорили в Маниле, что Япония скоро откроется: «coups des canons, messieurs, coups des canons», — заметил он.
По приезде адмирала
епископ сделал ему визит. Его сопровождала свита из четырех миссионеров, из которых двое были испанские монахи, один француз и один китаец, учившийся в знаменитом римском училище пропаганды. Он сохранял свой китайский костюм, чтоб свободнее ездить по Китаю для сношений с тамошними христианами и для обращения новых. Все они завтракали у нас; разговор с
епископом, итальянцем, происходил на французском языке, а с китайцем отец Аввакум
говорил по-латыни.
Мы сидели с полчаса;
говорил все
епископ.
Епископы Средневековья иногда повторяли то, что
говорили императорам в римском сенате: «Вы — образ Божества».
Явился наш поп, красный, запыхавшийся,
епископ благословил его, но когда поп стал
говорить про меня, он поднял руку, сказав...
Долго
говорил он с нами; корил нас в небывалых изменах, высчитывал нам наши вины, которых мы не ведали за собою, и наконец сказал, что я-де только по упросу богомольцев моих,
епископов, беру паки мои государства, но и то на уговоре.
Мне хотелось
поговорить с ним, когда он трезв, но трезвый он только мычал, глядя на все отуманенными, тоскливыми глазами. От кого-то я узнал, что этот на всю жизнь пьяный человек учился в казанской академии, мог быть архиереем, — я не поверил этому. Но однажды, рассказывая ему о себе, я упомянул имя
епископа Хрисанфа; октавист тряхнул головою и сказал...
Я вот, —
говорит, — и то-то, и то-то, да и, наконец, я-де не Николай Угодник, я-де овсом не торгую!“ Этого я не должен был стерпеть и отвечал: „Я вашему превосходительству, как человеку в делах веры не сведущему, прежде всего должен объяснить, что Николай Угодник был
епископ и ничем не торговал.
— Э, вы совсем не то
говорите, что надо. Если бы вы захотели, я повел бы вас в нашу синагогу… Ну, вы увидели бы, какая у нас хорошая синагога. А наш раввин здесь в таком почете, как и всякий священник. И когда его вызывали на суд, то он сидел с их
епископом, и они
говорили друг с другом… Ну, совсем так, как двоюродные братья.
[«Жизнеописание
епископа Игнатия Брянчанинова»
говорит, что великий князь приказал кадету прийти во дворец, но генерал Пав.
Все войны и походы Владимира представляются славными и счастливыми, а к концу его царствования замечена следующая любопытная черта: «Владимир, находя по сердцу своему удовольствие в непрерывном милосердии и распространяя ту добродетель даже до того, что ослабело правосудие и суд по законам, отчего умножились в сие время разбои и грабительства повсюду, так что наконец митрополит Леонтий со
епископы стали
говорить Владимиру о том, представляя ему, что всякая власть от бога и он поставлен от всемогущего творца ради правосудия, в котором есть главное злых и роптивых смирить и исправить и добрым милость и оборону являть».
Прежде отшедший
епископ был недоволен новым соседством и, ничем не стесняясь, прямо
говорил: «Возьмите вон отсюда это падло, душно мне с ним».
— Я учусь! — скромно
говорит Ваня и от радости становится как бы прозрачным. — Мне бы вот книгу о соборах вселенских надобно, как выбирались
епископы на соборы эти, от чьего имени устанавливали каноны и вообще — как всё это делалось?
— Поставили, матушка, истинно, что поставили, —
говорила Евпраксия. — На Богоявленье в Городце воду святил, сам Патап Максимыч за вечерней стоял и воды богоявленской домой привез. Вон бурак-от у святых стоит. Великим постом Коряга, пожалуй, сюда наедет, исправлять станет, обедню служить. Ему, слышь, епископ-от полотняную церковь пожаловал и одикон, рекше путевой престол Господа Бога и Спаса нашего…
— Как есть анафему, матушка, — подтвердил Василий Борисыч. — Да потом и
говорит: «Теперь поезжайте с жалобой к митрополиту. Вам, отлученным и анафеме преданным, веры не будет». Да, взявши Кормчую, шестое правило второго собора и зачал вычитывать: «Аще которые осуждены или отлучены, сим да не будет позволено обвинять
епископа». Наши так и обмерли: делу-то не пособили, а клятву с анафемой доспели!.. Вот те и с праздником!..
—
Говорит, от
епископа, — отвечал Пантелей, — а может, и врет.
— Тот Стуколов где-то неподалеку от Красноярского скита искал обманное золото и в том обмане заодно был с
епископом. Потому Патап Максимыч и думает, что
епископ и по фальшивым деньгам не без участия… Сердитует очень на них… «Пускай бы,
говорит, обоих по одному канату за Уральские бугры послали, пускай бы там настоящее государево золото, а не обманное копали…» А игумна Патап Максимыч жалеет и так полагает, что попал он безвинно.
Там беспременно найдешь
епископов; недавно,
говорит, некие христолюбцы тамо бывали, про тамошнее житие нам писали».
— Слушайте: дорогой, как мы из австрийских пределов с
епископом в Москву ехали, рассказал я ему про свои хожденья,
говорил и про то, как в сибирских тайгах земляным маслом заимствовался.
— А плюнул, матушка, да все собрание гнилыми словами и выругал… — сказал Василий Борисыч. — «Не вам,
говорит, мужикам,
епископа судить!.. Как сметь,
говорит, ноге выше головы стать?.. На меня,
говорит, суд только на небеси да в митрополии…» Пригрозили ему жалобой митрополиту и заграничным
епископам, а он на то всему собранию анафему.
«У меня-де свой
епископ, не вы,
говорит, мужики, — он мне указ…» И задали мы Коряге указ: вон из часовни, чтоб духа его не было!..
— Коряга! Михайло Коряга! Попом! Да что ж это такое! — в раздумье
говорила Манефа, покачивая головой и не слушая речей Евпраксии. — А впрочем, и сам-от Софроний такой же стяжатель — благодатью духа святого торгует… Если иного
епископа, благочестивого и Бога боящегося, не поставят — Софрония я не приму… Ни за что не приму!..
— Ну уж ты!
Епископ,
говоришь, прислал? — сказала Таифа. — Пошлет разве
епископ каторжного?..
Рассказавши про такое дело,
епископ и
говорит: «Этим делом мне теперь заниматься нельзя, сан не позволяет, но есть,
говорит, у меня братья родные и други-приятели, они при том деле будут…
Обыкновенно представители советской власти, когда им
говорят об антирелигиозных гонениях, отвечают, что гонений нет, что преследуют исключительно контрреволюционеров, каковых очень много среди
епископов, священников и верующих мирян, что церковь притесняется, поскольку она есть очаг реакционных, реставраторских настроений.
— Тебя хотят монахи сжечь, Мария! — сказал он жене, пришедши домой от
епископа. — Они
говорят, что ты ведьма, и приказали мне привести тебя туда…Послушай, жена! Если ты на самом деле ведьма, то бог с тобой! — обратись в черную кошку и убеги куда-нибудь; если же в тебе нет нечистого духа, то я не отдам тебя монахам…Они наденут на тебя ошейник и не дадут тебе спать до тех пор, пока ты не наврешь на себя. Убегай же, если ты ведьма!
В авторитете
говорят и действуют папы, соборы,
епископы, социальные институты, а не Дух.
Он
говорил, кроме того, о необходимости строгого подчинения духовенства епископской власти и полагал возможным, ввиду того, что в присоединенных от Польши областях значительная часть населения были католики, образовать в России независимую от папы католическую церковь, представитель которой пользовался бы такою же самостоятельностью, какою, пользовался португальский патриарх, или же в замен единичной власти
епископа учредить католический синод, который и управлял бы в России римскою церковью.
Приезжая в Петербург,
епископ представлялся обыкновенно великому князю Павлу Петровичу, который чрезвычайно полюбил прелата, умевшего толково
поговорить и о выправке нижнего военного чина, и о пригонке аммуниции, и об иерархическом устройстве духовенства, и о разных важных предметах, а также и о мелочах обыденной жизни.
— Послужи за отечество свое, —
говорил Манштейн Зубареву, — съезди в раскольничьи слободы и уговори раскольников, чтобы они склонились к нам и помогли вступить на престол Ивану Антоновичу, а мы, по их желанию, будем писать патриарху, чтобы им посвятить
епископа; у нас был их один поп, да обманул нас и уехал. А как посвятят
епископа, так он от себя своих попов по всем местам, где есть раскольники, разошлет, и они сделают бунт.
— Что она
говорит? Что
говорит вам госпожа? — закричали на дворе люди, толпившиеся у веранды, на которой Нефора
говорила с
епископом и пресвитерами, и многие стали всходить на ступени.
—
Говори же при них; они все хотят тебя слушать! — отозвался
епископ.
Встревоженные люди беспрестанно меняли свое настроение, переходя от надежды к отчаянию: то они верили, что Зенон придет и при нем, как при человеке, который хорошо знаком всем знатным людям, суровость правителя изменится; то
говорили: «Что может заставить Зенона покинуть спокойную жизнь и отдать себя добровольно нашей печальной судьбе?»
Епископ и его приближенные люди тоже считали это совсем невозможным, тем более что они и не считали Зенона за христианина.
То же, о чем
говорил епископ, ей совсем ново и непонятно.
Когда воины пришли за
епископом, то он спокойно играл в шахматы с одной знатной прихожанкой и удивился всему, что услыхал, и начал
говорить, что он лицо подчиненное и ничего не смеет без патриарха; но когда ему сказали, что патриарх выставил его лицом самостоятельным в Александрии, а сам неизвестно куда уехал, то
епископ заплакал.
По возвращении домой после пира у правителя, где Нефора виделась и
говорила с
епископом, она бросилась в постель, но, несмотря на поздний час ночи, не могла заснуть: известие о том, что отвергшего ее художника Зенона нет в числе христиан, которые должны явиться передвигателями горы и подвергнуться, по всем вероятиям, всеобщему посмеянию, поразило Нефору и отогнало от нее покой.