Неточные совпадения
— А я вот что, Алексеюшка, думаю, — с расстановкой начал Патап Максимыч. — Поговорить бы тебе с отцом, не отпустит ли он тебя ко мне в годы. Парень ты
золотой, до всякого нашего
дела доточный, про токарное
дело нечего говорить, вот хоть насчет сортировки и всякого другого распоряженья… Я бы тебя в приказчики взял. Слыхал, чать, про Савельича покойника? На его бы место тебя.
Золото — ввек другого такого не нажить:
дело у него в руках так и горит…
Тогда и пришло на мысль епископу, чем тайно сбытом земляного масла заимствоваться, лучше настоящим
делом, как есть по закону, искать
золото.
Найти
золотой прииск там не мудреное
дело, только нашему брату не дадут им пользоваться.
Поглядели, в самом
деле нашли песок
золотой.
— То-то и есть! — сказал Стуколов. — Без умелых людей как за такое
дело приниматься? Сказано: «Божьей волей свет стоит, человек живет уменьем». Досужество да уменье всего дороже… Вот ты и охоч
золото добывать, да не горазд — ну и купи досужество умелых людей.
А заведенных
дел ради твоего
золота я не нарушу…
— Не один миллион, три, пять, десять наживешь, — с жаром стал уверять Патапа Максимыча Стуколов. — Лиха беда начать, а там загребай деньги.
Золота на Ветлуге, говорю тебе, видимо-невидимо. Чего уж я — человек бывалый, много видал
золотых приисков — и в Сибири и на Урале, а как посмотрел я на ветлужские палестины, так и у меня с дива руки опустились… Да что тут толковать, слушай. Мы так положим, что на все на это
дело нужно сто тысяч серебром.
— Меньше половины нельзя, — решительно ответил Стуколов. — У него в Калужской губернии такое же
дело заводится, тоже на пятидесяти паях. Землю с
золотом покупают теперь у помещика тамошнего, у господина Поливанова, может, слыхал. Деньги дали тому господину немалые, а епископ своих копейки не истратил.
«Так вот она какова, артель-то у них, — рассуждал Патап Максимыч, лежа в санях рядом с паломником. — Меж себя
дело честно ведут, а попадись посторонний, обдерут как липку… Ай да лесники!.. А бестолочи-то что, галденья-то!.. С час места попусту проваландали, а кончили тем же, чем я зачал… Правда, что артели думой не владати… На работе артель
золото, на сходке хуже казацкой сумятицы!..»
— Сказал же про клады, где зарыты, и в каком месте
золотая пушка лежит. Вот бы вырыть-то, Яким Прохорыч, пожалуй бы, лучше приисков дело-то выгорело.
— У меня в городу дружок есть, барин, по всякой науке человек дошлый, — сказал он. — Сем-ка я съезжу к нему с этим песком да покучусь ему испробовать, можно ль из него
золото сделать… Если выйдет из него заправское
золото — ничего не пожалею, что есть добра, все в оборот пущу… А до той поры, гневись, не гневись, Яким Прохорыч, к вашему
делу не приступлю, потому что оно покаместь для меня потемки… Да!
— От других потаю, от тебя не скрою, любезненькой ты мой, — отвечал игумен. — Опять же у вас с Якимом Прохорычем, как вижу, дела-то одни…
Золото водится по нашим лесам — брать только надо умеючи.
— То-то же, — сказал игумен. — А чем наши иконы позолочены? Все своим ветлужским
золотом. Погоди, вот завтра покажу тебе ризницу, увидишь и кресты
золотые, и чаши, и оклады на евангелиях, все нашего ветлужского
золота. Знамо
дело, такую вещь надо в тайне держать; сказываем, что все это приношение благодетелей… А какие тут благодетели? Свое
золото, доморощенное.
— Ах ты, любезненькой мой!.. Что же нам делать-то? — отвечал игумен. —
Дело наше заглазное. Кто знает, много ль у них
золота из пуда выходит?.. Как поверить?.. Что дадут, и за то спаси их Христос, Царь Небесный… А вот как бы нам с тобой да настоящие промысла завести, да дело-то бы делать не тайком, а с ведома начальства, куда бы много пользы получили… Может статься, не одну бы сотню пудов чистого
золота каждый год получали…
— Живет у меня молодой парень, на все
дела руки у него
золотые, — спокойным голосом продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар становлюсь, сыновьями Господь не благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что Бог даст…
— Нестаточное
дело, Патап Максимыч, — молвил он. — Покажи мне пегого коня, чтоб одной масти был, тогда разве поверю, что на Ветлуге нашлось
золото.
— Невдомек! — почесывая затылок, молвил Патап Максимыч. — Эка в самом
деле!.. Да нет, постой, погоди, зря с толку меня не сшибай… — спохватился он. — На Ветлуге говорили, что этот песок не справское
золото; из него, дескать, надо еще через огонь топить настоящее-то
золото… Такие люди в Москве, слышь, есть. А неумелыми руками зачнешь тот песок перекалывать, одна гарь останется… Я и гари той добыл, — прибавил Патап Максимыч, подавая Колышкину взятую у Силантья изгарь.
— А в
дело тебя звали? На
золото денег просили? — приставал Колышкин.
— Теперь мне все как на ладо́нке, — сказал Колышкин. — Подумай, Патап Максимыч, статочно ли
дело, баклушнику бобра заместо свиньи продать?.. Фунт
золота за сорок целковых!.. Сам посуди!.. Заманить тебя хотят — вот что!.. Много ль просили? Сказывай, не таи…
— А чего ради в ихнее
дело обещал я идти? — вдруг вскрикнул Патап Максимыч. — Как мне сразу не увидеть было ихнего мошенства?.. Затем я на Ветлугу ездил, затем и маету принимал… чтоб разведать про них, чтоб на чистую воду плутов вывести… А к тебе в город зачем бы приезжать?.. По
золоту ты человек знающий, с кем же, как не с тобой, размотать ихнюю плутню… Думаешь, верил им?.. Держи карман!.. Нет, друг, еще тот человек на свет не рожден, что проведет Патапа Чапурина.
— Все, кто тебя ни заверял, — одна плутовская ватага, — сказал наконец Колышкин, — все одной шайки. Знаю этих воров — нагляделся на них в Сибири. Ловки добрых людей облапошивать: кого по миру пустят, а кого в поганое свое
дело до той меры затянут, что пойдет после в казенных рудниках копать настоящее
золото.
— Напрямик такого слова не сказано, — отвечал Пантелей, — а понимать надо так — какой же по здешним местам другой
золотой песок может быть? Опять же Ветлугу то и
дело поминают. Не знаешь разве, чем на Ветлуге народ займуется?
— И толкуют, слышь, они, матушка, как добывать
золотые деньги… И снаряды у них припасены уж на то… Да все Ветлугу поминают, все Ветлугу… А на Ветлуге те плутовские деньги только и работают… По тамошним местам самый корень этих монетчиков. К ним-то и собираются ехать. Жалеючи Патапа Максимыча, Пантелей про это мне за великую тайну сказал, чтобы, кроме тебя, матушка, никому я не открывала… Сам чуть не плачет… Молви, говорит, Христа ради, матушке, не отведет ли она братца от такого паскудного
дела…
У Алексея свои думы.
Золотой песок не сходит с ума. «Денег, денег, казны
золотой! — думает он про себя. — Богатому везде ширь да гладь, чего захочет, все перед ним само выкладáется. Ино
дело бедному… Ему только на ум какое
дело вспадет, и то страшно покажется, а богатый тешь свое хотенье —
золотым молотом он и железны ворота прокует. Тугая мошна не говорит, а чудеса творит — крякни да денежкой брякни, все тебе поклонится, все по-твоему сделается».
— Мало ли что старики смолоду творят, а детям не велят?.. — сказал Алексей. — То,
золотая моя,
дело было давнишнее,
дело позабытое… Случись-ка что — вспомнит разве он про себя с Аксиньей Захаровной?..
— Тешь свой обычай, смейся, Настасья Патаповна, а я говорю
дело, — переминаясь на месте, сказал Алексей. — Без родительского благословения мне тебя взять не приходится… А как сунусь к нему свататься?.. Ведь от него погибель… Пришел бы я к нему не голышом, а брякнул бы
золотой казной, другие б речи тогда от него услыхал…
— То-то и есть… А давеча говоришь: в Красну рамень… Сам знаю, что они на Ветлуге, а по какому
делу?.. По
золотому?.. Так, что ли?.. — порывисто спрашивал Пантелей.
— Почитаючи тебя заместо отца, за твою ко мне доброту и за пользительные слова твои всю правду, как есть перед Господом, открою тебе, — медленно заговорил вконец смутившийся Алексей, — так точно, по этому самому
делу, по
золоту то есть, поехали они на Ветлугу.
— Ахти Господи!.. Ох, Владыка милостивый!.. Что ж это будет такое!.. — заохал Пантелей. — И не грех тебе, Алексеюшка, в такое
дело входить?.. Тебе бы хозяина поберечь… Мне бы хоть, что ли, сказал… Ах ты, Господи, Царь Небесный!.. Так впрямь и на
золото поехали?
— Знаю, что сидел, — молвил Патап Максимыч. — Это бы не беда: оправдался, значит, оправился — и
дело с концом. А тут на поверку дело-то другое вышло: они, проходимцы, тем
золотом в беду нас впутать хотели… Да.
Господь ведает, что у них меж собой творилось — обман ли какой, на самом ли
деле золото сыскали — не могу сказать доподлинно, только Жиров с Стуколовым меж собой были друзья велики…
Золото на Ветлуге вышло обманным
делом, про Настю и вздумать страшно…
— Ну, так видишь ли… Игумен-от красноярский, отец Михаил, мне приятель, — сказал Патап Максимыч. — Человек добрый, хороший, да стар стал — добротой да простотой его мошенники, надо полагать, пользуются. Он, сердечный, ничего не знает — молится себе да хозяйствует, а тут под носом у него они воровские
дела затевают… Вот и написал я к нему, чтобы он лихих людей оберегался, особенно того проходимца, помнишь, что в Сибири-то на
золотых приисках живал?.. Стуколов…
В лесах на севере в тот
день первый оратай русской земли вспоминался, любимый сын Матери-Сырой Земли, богатырь, крестьянством излюбленный, Микула Селянинович, с его сошкой дорогá чёрна дерева, с его гужиками шелкóвыми, с омешиком [Омéжь — сошник, лемех — часть сохи. Присóшек то же, что полица — железная лопаточка у сохи, служащая для отвалу земли.] серебряным, с присóшками красна
золота.
Языком чуть ворочает, а попу каждый год кается, что давным-давненько, во
дни младые, в годы
золотые, когда щеки были áлы, а очи звездисты, пошла она в лес по грибочки да нашла девичью беду непоправную…
— Ну что?..
Дела как?.. Много ли
золота накопил на Ветлуге? — добродушно смеясь, спросил у него Михайло Васильич.
— Да ты говори толком… С неба, что ль, тебе деньги-то свалились аль в самом
деле золотые россыпи на Ветлуге нашел? — с нетерпением спрашивал Колышкин Алексея.
— Деньги не вода — с неба не капают, сами про то лучше меня знаете, Сергей Андреич, а
золото на Ветлуге облыжное… Такими
делами мы заниматься не желаем, — с ужимками, поводя по потолку глазами, сказал Алексей.
В Муроме и Костроме в тот же
день хоронят чучело Ярилы из травы или соломы; в Кинешме и Галиче на игрищах Ярилу представляет старик — «дедушка,
золотая головушка, серебряна бородушка»; по рекам Вятке и Ветлуге сохранились местами остатки Ярилиных купальских празднеств.].
Таково веселье на братчинах спокон веку водилось… «Как все на пиру напивалися, как все на пиру наедалися, и все на пиру пьяны-веселы, все на пиру порасхвастаются, который хвастает добрым конем, который хвастает
золотой казной, разумный хвалится отцом с матерью, а безумный похвастает молодой женой… А и будет
день ко вечеру, от малого до старого начинают робята боротися, а в ином кругу на кулачки битися… От тоя борьбы от ребячия, от того боя кулачного начинается драка великая» [Былина о Ваське Буслаеве.].
Ливмя лил дождь, шумно клонились вершины высокоствольных деревьев, оглушительный треск и раскаты громо́вых ударов не умолкали на небе,
золотые, зубчатые молнии то и
дело вспыхивали в низко нависших над землею тучах, а он недвижимо лежал на месте, с которого только что Дуня сошла, не слыша ни рева бури, ни грома, ни шума деревьев, не чувствуя ливня, не видя ярко блещущих молний…