Неточные совпадения
— Осень — осенью, Троица — Троицей, а теперь само по себе… Не в счет, не в уряд… Сказано: хочу, и
делу конец — толковать попусту нечего, — прибавил он, возвыся несколько голос.
Ругался мир ругательски, посылал ко всем чертям Емельяниху, гроб безо
дна, без покрышки сулил ей за то, что и жить путем не умела и померла не путем: суд по мертвому телу навела на деревню… Что гусей было перерезано, что девок да молодок к лекарю да к стряпчему было посылано, что исправнику денег было переплачено! Из-за кого ж такая мирская сухота? Из-за паскуды Емельянихи, что не умела с мужем жить, не умела в его
делах концы хоронить, не умела и умереть как следует.
— Замолола!.. Пошла без передышки в пересыпку! — хмурясь и зевая, перебил жену Патап Максимыч. — Будет ли
конец вранью-то? Аль и в самом
деле бабьего вранья на свинье не объедешь?.. Коли путное что хотела сказать — говори скорей, — спать хочется.
Зачала артель галанить пуще прежнего. Спорам, крикам, бестолочи ни
конца, ни середки… Видя, что толку не добиться, Патап Максимыч хотел уже бросить
дело и ехать на авось, но Захар, что-то считавший все время по пальцам, спросил его...
— А чтоб никому обиды не было, — решил дядя Онуфрий. — Теперича, как до истинного
конца дотолковались, оно и свято
дело, и думы нет ни себе, ни нам, и сомненья промеж нас никакого не будет. А не разберись мы до последней нитки, свара, пожалуй, в артели пошла бы, и это уж последнее
дело… У нас все на согласе, все на порядках… потому — артель.
— Да ты заместо себя кого бы нибудь сам выбрал, тут бы и
делу конец, а то галдят, а толку нет как нет, — молвил Патап Максимыч дяде Онуфрию, не принимавшему участия в разговоре лесников. Артемья и Петряя тоже тут не было, они ушли ладить дровешки себе и дяде Онуфрию.
Плачутся на христолюбца обиженные, а ему и
дела мало, сколачивает денежку на черный
день, под
конец жизни сотнями тысяч начнет ворочать да разика два обанкрутится, по гривне за рубль заплатит и наживет миллион…
— А ты узоров-то не разводи!.. Сам знаешь цену сибирскому песку. Сказано триста, и
дело с
концом, — решительно отвечал Стуколов. — Спорить со мной не годится.
— Какой тут Снежков! — молвила Фленушка. — Не всяк голова, у кого борода, не всяк жених, кто присватался, иному от невестиных ворот живет и поворот. Погоди, завтра все расскажу… Видишь ли, Марьюшка, дельце затеяно. И тому
делу без тебя не обойтись. Ты ведь воструха, девка хитроватая, глаза отводить да
концы хоронить мастерица, за уловками
дело у тебя не станет. Как хочешь, помогай.
— Как водится, — сказала Фленушка. — По весне надо
дело до
конца довести, — прибавила она, немножко помолчав.
А змее разлучнице, только б узнать, кто она такова… нож в бок — и
делу конец…
— Как какой
конец? — молвила удивленная Настя. — Будем муж да жена. Тем и
делу конец…
— Знаю, что сидел, — молвил Патап Максимыч. — Это бы не беда: оправдался, значит, оправился — и
дело с
концом. А тут на поверку дело-то другое вышло: они, проходимцы, тем золотом в беду нас впутать хотели… Да.
Повалятся архиерею в ноги да в голос и завопят: «Как родители жили, так и нас благословили — оставьте нас на прежнем положении…» А сами себе на уме: «Не обманешь, дескать, нас — не искусишь лестчими словами, знаем, что в старой вере ничего нет царю противного, на то у Игнатьевых и грамота есть…» И
дело с
концом…
Сбудется такое
дело —
конец Керженцу…
— Неужели в самом
деле скитам
конец наступает? — в сильном раздумье, после долгого молчания, спросила Марья Гавриловна.
Успел Василий Борисыч и попеть с улангерскими певицами, облюбовал и там одну девицу в Юдифиной обители — нежную, беленькую, маленькую ростом Домнушку, но и с ней, как с Устиньей в Москве,
дела не успел до
конца довести.
— Да как вам сказать, Сергей Андреич, — потупляясь, ответил Алексей. — Без
дела, можно сказать, безо всякого… Сиднем сижу… И
концов тому сидению не вижу.
Ликовала Мать-Сыра Земля в счастье, в радости, чаяла, что Ярилиной любви ни
конца ни края нет… Но по малом времени красно солнышко стало низиться, светлые
дни укоротились, дунули ветры холодные, замолкли птицы певчие, завыли звери дубравные, и вздрогнул от стужи царь и владыка всей твари дышащей и не дышащей…
— Пожалей ты меня, успокой ради Господа! — продолжала Манефа. — Дай отраду
концу последних
дней моих… Фленушка, Фленушка!.. Знала б ты да ведала, каково дорога ты мне!
А Фленушка все ищет
конца «похвалам»… Насилу в самом
конце первой страницы добралась до
дела.
Местами в Ильин
день, в дожинки (
конец жатвы), в Семен-день (1 сентября) бывают хороводы, но небольшие, и водят их непóдолгу.] хоронить…
Еще пройдет
день, лета макушка придет, начнется страда, летним гулянкам
конец…
— Про то, что всем скитам
конец настанет, егда нашу святую икону в никонианскую церковь внесут, ни единым словом в подлинном сказании не помянуто, а сказано: «Пока сия икона моя будет в той обители, дотоле древлее благочестие процветать в ней будет…» Где ж тут общее
дело нашли вы?..
Письмо было из губернаторской канцелярии. Нужный и осторожный правитель ее через третьи сутки уведомлял щедрую Манефу, что для осмотра Оленевских обителей едет из Петербурга особый чиновник, в генеральском чине, с большими полномочиями, и что к такому человеку апостольских повелений применять нельзя… В
конце письма сказано, чтоб страшного гостя ждали на
днях.
— Да как же на тебя не серчать-то? — с досадой ответил Семен Петрович. — Все
дело ему как на ладонке кажут, а он: «Подумаю!..» Нечего думать-то, коли цел хочешь быть. Венчайся, и
делу конец!.. Экая мямля, прости Господи!.. Эдакий чурбан!.. Вот уж настоящий пень лесной!.. Право!
Целый
день не то что из дому, к окну близко не подходил Василий Борисыч и жене не велел подходить… Очень боялся, чтоб грехом не увидала их Манефа… Оттого и в Осиповку ехать заторопился… «Один
конец! — подумал он. — Рано ли, поздно ли, надо же будет ответ держать… Была не была! Поедем!» И на другой
день, на рассвете, поехали.
Неточные совпадения
В
конце села под ивою, // Свидетельницей скромною // Всей жизни вахлаков, // Где праздники справляются, // Где сходки собираются, // Где
днем секут, а вечером // Цалуются, милуются, — // Всю ночь огни и шум.
Дело в том, что она продолжала сидеть в клетке на площади, и глуповцам в сладость было, в часы досуга, приходить дразнить ее, так как она остервенялась при этом неслыханно, в особенности же когда к ее телу прикасались
концами раскаленных железных прутьев.
Толпе этот ответ не понравился, да и вообще она ожидала не того. Ей казалось, что Грустилов, как только приведут к нему Линкина, разорвет его пополам — и
дело с
концом. А он вместо того разговаривает! Поэтому, едва градоначальник разинул рот, чтоб предложить второй вопросный пункт, как толпа загудела:
Дарья же Александровна, получив депешу, только вздохнула о рубле за телеграмму и поняла, что
дело было в
конце обеда.
Несмотря на всё это, к
концу этого
дня все, за исключением княгини, не прощавшей этот поступок Левину, сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно дети после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так что вечером про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как про давнишнее событие.