— Дивен Бог во святых своих! — величаво приподнимаясь с земли, проговорил молчавший дотоле инок, еще не старый, из себя дородный, здоровый, как кровь с молоком. Низко нахлобучив камилавку черным кафтырем, обшитым
красными шнурками, и медленно перебирая лестовку, творил он шепотом молитву. Затем, поклонясь собеседникам, пошел вдоль берега. Василий Борисыч за ним.
Анисим приехал за три дня до свадьбы, во всем новом. На нем были блестящие резиновые калоши и вместо галстука
красный шнурок с шариками, и на плечах висело пальто, не надетое в рукава, тоже новое.
На нем надет поверх кожуха войлочный «латун», уже старенький, но чистый и франтоватый, — правая сторона у латуна коричневая, а левая — серая, и все швы оторочены
красным шнурком.
В статье «Жизнь в городе» Толстой рассказывает историю одной больной прачки. Она задолжала в ночлежной квартире шестьдесят копеек; по жалобе хозяйки, городовой «с саблей и пистолетом на
красном шнурке» выселил ее из квартиры. Весь день прачка просидела около церкви, а вечером воротилась к дому, упала и умерла. Толстой пошел на ее квартиру.
Неточные совпадения
Толпа голодных рыцарей подставляла наподхват свои шапки, и какой-нибудь высокий шляхтич, высунувшийся из толпы своею головою, в полинялом
красном кунтуше с почерневшими золотыми
шнурками, хватал первый с помощию длинных рук, целовал полученную добычу, прижимал ее к сердцу и потом клал в рот.
Бурсаки вдруг преобразились: на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные
красные, с серебряными подковами; шаровары шириною в Черное море, с тысячью складок и со сборами, перетянулись золотым очкуром; [Очкур —
шнурок, которым затягивали шаровары.] к очкуру прицеплены были длинные ремешки, с кистями и прочими побрякушками, для трубки.
— Совершенно согласен, — сказал редактор, склонив голову; кисточки
шнурка выскочили из-за жилета и повисли над тарелкой, редактор торопливо тупенькими
красными пальцами заткнул их на место.
Перед диваном из
красного дерева, с выцветшей бархатной обивкой, стояла конторка палисандрового дерева; над диваном висела картина с купающимися нимфами; комод, оклеенный карельской березой, точно навалился на простенок между окнами; разбитое трюмо стояло в углу на простой некрашеной сосновой табуретке; богатый туалет с отломленной ножкой, как преступник, был притянут к стене запыленными
шнурками.
В передней у меня сидели рядом два здоровенных солдата в голубых шинелях, а двери моей комнаты были связаны
шнурком, на котором болталась на бумажке большая
красная печать.