Неточные совпадения
Настя отерла слезы передником и отняла его от
лица. Изумились отец с
матерью, взглянув на нее. Точно не Настя, другая какая-то девушка стала перед ними. Гордо подняв голову, величаво подошла она к отцу и ровным, твердым, сдержанным голосом, как бы отчеканивая каждое слово, сказала...
Пребывание в некоторых обителях
лиц из высших сословий, не прекращавшееся со времен смоленских выходцев, а больше того тесные связи «
матерей» с богатыми купцами столиц и больших городов возвышали те обители перед другими, куда поступали только бедные, хотя и грамотные крестьянки из окрестных селений.
Стихли уныло-величавые звуки песни о смертном часе, и дума хмарой подернула веселые
лица. Никто ни слова.
Мать Виринея, облокотясь руками и закрыв
лицо, сидела у края стола. Только и слышна была неустанная, однообразная песня сверчка, приютившегося за огромною келарскою печкой.
В глубокое умиление пришла
мать Виринея.
Лицо ее, выражавшее душевную простоту и прямоту, сияло теперь внутренним ощущением сладостной жалости, радостного смирения, умильного, сердечного сокрушенья.
Перед игуменьей с радостными
лицами стояли:
мать София, ходившая у нее в ключах, да
мать Виринея.
Мать-земля от того просыпается, молодеет, красит
лицо цветами и злаками, пышет силой, здоровьем — жизнь по жилам ее разливается…
Большого образа соборные старицы,
мать Никанора,
мать Филарета,
мать Евсталия,
мать Лариса, в черных креповых наметках, спущенных до половины
лица, и в длинных мантиях, подняли кресты и иконы ради крестного хода в келарню.
В головах гроба в длинной соборной мантии, с
лицом, покрытым черным крепом наметки, стоит
мать Таифа — она службу правит…
Приносили на погост девушку, укрывали белое
лицо гробовой доской, опускали ее в могилу глубокую, отдавали Матери-Сырой Земле, засыпали рудожелтым песком.
Вот впереди других идет сухопарая невысокого роста старушка с умным
лицом и добродушным взором живых голубых глаз. Опираясь на посох, идет она не скоро, но споро, твердой, легкой поступью и оставляет за собой ряды дорожных скитниц. Бодрую старицу сопровождают четыре иноки́ни, такие же, как и она, постные, такие же степенные. Молодых с ними не было, да очень молодых в их скиту и не держали… То была шарпанская игуменья,
мать Августа, с сестрами. Обогнав ряды келейниц, подошла к ней Фленушка.
И тесна и грязна показалась ему изба родительская, мелка денноночная забота отца с
матерью о скромном хозяйстве, глупы речи неотесанных деревенских товарищей, неприглядны
лица красных девушек… Отрезанный ломоть!..
После того у писаря три дня и три ночи голова болела, а на правую ногу три недели прихрамывал… Паранька в люди не казалась: под глазами синяки, а что на спине, то рубашкой крыто — не видать… Не сказал Трифон Фекле Абрамовне, отчего у дочери синяки на
лице появились, не поведала и Паранька
матери, отчего у ней спинушку всю разломило… Ничего-то не знала, не ведала добродушная Фекла Абрамовна.
Однако прибавим шагу, туманы вздымаются, роса умывает
лицо Матери-Сырой Земли…
Затуманилась Мать-Сыра Земля и с горя-печали оросила поблекшее
лицо свое слезами горькими — дождями дробными.
— Благодарим покорно, матушка, — сладеньким, заискивающим голоском, с низкими поклонами стала говорить
мать Таисея. — От
лица всея нашей обители приношу тебе великую нашу благодарность. Да уж позволь и попенять, за что не удостоила убогих своим посещеньем… Равно ангела Божия, мы тебя ждали… Живем, кажется, по соседству, пребываем завсегда в любви и совете, а на такой великий праздник не захотела к нам пожаловать.
— Матушка Евтропия, у вас грамота царицы Екатерины в обители находится, что дана была старцу Игнатию. По той жалованной царской грамоте всем, дескать, нашим скитам довеку стоять нерушимо, — молвила Быстренского скита игуменья, дебелая, пухлая старица с багровым
лицом и с черными усиками,
мать Харитина. — Представьте ее по начальству, сотворите нас беспечальны.
Выскочили из леса десять парней в красных рубахах и нахлобученных на самые глаза шапках, с
лицами, завязанными платками. Взвизгнули девицы, градом брызнули во все стороны, заголосили
матери, пуще всех кричала и суетилась Флена Васильевна.
Фленушка с Марьюшкой ушли в свои горницы, а другие белицы, что ходили гулять с Прасковьей Патаповной, на дворе стояли и тоже плакали. Пуще всех ревела, всех голосистей причитала Варвара, головница Бояркиных, ключница
матери Таисеи. Она одна из Бояркиных ходила гулять к перелеску, и когда
мать Таисея узнала, что случилось, не разобрав дела, кинулась на свою любимицу и так отхлестала ее по щекам, что у той все
лицо раздуло.
Неточные совпадения
Стародум(в сторону). Вот черты
лица ее
матери. Вот моя Софья.
Только впоследствии, когда блаженный Парамоша и юродивенькая Аксиньюшка взяли в руки бразды правления, либеральный мартиролог вновь восприял начало в
лице учителя каллиграфии Линкина, доктрина которого, как известно, состояла в том, что"все мы, что человеки, что скоты, — все помрем и все к чертовой
матери пойдем".
На другой день, в 11 часов утра, Вронский выехал на станцию Петербургской железной дороги встречать
мать, и первое
лицо, попавшееся ему на ступеньках большой лестницы, был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру.
Увидав
мать, они испугались, но, вглядевшись в ее
лицо, поняли, что они делают хорошо, засмеялись и с полными пирогом ртами стали обтирать улыбающиеся губы руками и измазали все свои сияющие
лица слезами и вареньем.
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета, и в особенности по выражению
лица отца и дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о
матери.