Неточные совпадения
«Пускай посмотрит, — раздумывал он, заложив руки за спину и расхаживая взад и вперед по горнице, — пускай поглядит Данило Тихоныч, каково Патап Чапурин в своем околотке
живет, как «подначальных крестьян» хлебом-солью чествует и в каком почете мир-народ его держит».
Ругался
мир ругательски, посылал ко всем чертям Емельяниху, гроб безо дна, без покрышки сулил ей за то, что и
жить путем не умела и померла не путем: суд по мертвому телу навела на деревню… Что гусей было перерезано, что девок да молодок к лекарю да к стряпчему было посылано, что исправнику денег было переплачено! Из-за кого ж такая мирская сухота? Из-за паскуды Емельянихи, что не умела с мужем
жить, не умела в его делах концы хоронить, не умела и умереть как следует.
— Нашему брату этого нельзя, — молвил Патап Максимыч. —
Живем в
миру, со всяким народом дела бывают у нас; не токма с церковниками — с татарами иной раз хороводимся… И то мне думается, что хороший человек завсегда хорош, в какую бы веру он ни веровал… Ведь Господь повелел каждого человека возлюбить.
Кто изведал в ней все «сокровенные места», где
живут и долго еще будут
жить «люди под скрытием», кинувшие постылую родину «сходцы», доживающие век свой в незнаемых
миру дебрях, вдали от людей, от больших городов и селений?..
— Так и есть, — подхватил Колышкин. —
Жил в Сибири, да выехал в Россию «земляным маслом» торговать… Знаю этих проходимцев!.. Немало народу по
миру они пустили, немало и в острог да в ссылку упрятали… Нет, крестный, воля твоя — это дело надо бросить.
— Ну! Заговори с тобой, тотчас доберешься до антихриста, — сказал Колышкин. — Каки последни времена?.. До нас люди
жили не ангелы, и после нас не черти будут. Правда с кривдой спокон века одним колесом по
миру катятся.
Тамошний люд
жил как отрезанный от остального крещеного
мира.
— Для че спорить? — отозвался Алексей. — Чего нам делить-то? Споры да ссоры — неладное дело. В
миру да в ладу не в пример согласнее
жить. Зачем споры? Значит, кто в чем родился, тот того и держись. Вот и вся недолга. Да и спорить-то не из-за чего. Язык только чесать, толку ведь никакого из того не выйдет — баловство одно, а больше ничего. Для че спорить?
Лучше до греха теперь же за
мир в ученье его отдать:
жив останется, и ученый наших рук не минует…
— Одно пустое дело!.. — стоял на своем Патап Максимыч. — Захочешь спасаться, и в
миру спасешься —
живи только по добру да по правде.
В этих местностях до расхищения казенных лесов, бывшего в пятидесятых годах,
жило немало пустынников.], и только в молитвах и посте подвизался, что сподобился общения со невидимыми грешному
миру святыми отцами Нестиарской обители [Озеро Нестиар на левой стороне Керженца среди глухого леса.].
— О судьбе твоей все думаю… Недолго мне, Фленушка, на свете
жить. Помру, что будет с тобой?.. Душа мутится, дух замирает, только об этом подумаю. Всякий тебя обидит, никакой у тебя заступы не будет… Горько будет тебе в злобе
мира, во всех суетах его… — Так, взволнованным голосом, склонив голову на плечо Фленушки, говорила Манефа.
Ни конца ни краю играм и песням… А в ракитовых кустиках в укромных перелесках тихий шепот, страстный, млеющий лепет, отрывистый смех, робкое моленье, замирающие голоса и звучные поцелуи… Последняя ночь хмелевая!.. В последний раз светлый Ярило простирает свою серебристую ризу, в последний раз осеняет он игривую молодежь золотыми колосьями и алыми цветами мака: «Кошуйтеся [
Живите в любви и согласии.], детки, в ладу да в
миру, а кто полюбит кого, люби дóвеку, не откидывайся!..» Таково прощальное слово Ярилы…
— Когда б судьба моя не такая была, когда б не в кельях, а в
миру я
жила, волею замуж я не пошла бы, — так, подняв голову, начала говорить чернобровая смуглянка, и яркий багрянец разлился по лицу ее.
А была б я дочь отецкая, да
жила б я в
миру у хороших родителей, не выдали б они меня замуж, разве сама бы охотой пошла.
—
Мир во зле лежит, и всяк человек есть ложь, — она молвила. — Что делать, Дунюшка? Не нами началось, милая, не нами и кончится. Надо терпеть. Такова уж людская судьба! Дело говорил тебе Марко Данилыч, что ты молоденька еще, не уходилась. Молодой-то умок, Дунюшка, что молодая брага — бродит. Погоди,
поживешь на свете, притерпишься.
— Молись же Богу, чтоб он скорей послал тебе человека, — сказала Аграфена Петровна. — С ним опять, как в детстве бывало, и светел и радошен вольный свет тебе покажется, а людская неправда не станет мутить твою душу. В том одном человеке вместится весь
мир для тебя, и, если будет он
жить по добру да по правде, успокоится сердце твое, и больше прежнего возлюбишь ты добро и правду. Молись и ищи человека. Пришла пора твоя.
Спасибо за облатки: я ими поделился с Бобрищевым-Пушкиным и Евгением. [Облатки — для заклейки конвертов вместо сургучной печати.] Следовало бы, по старой памяти, послать долю и Наталье Дмитриевне, но она теперь сама в облаточном
мире живет. Как бы хотелось ее обнять. Хоть бы Бобрищева-Пушкина ты выхлопотал туда. Еще причина, почему ты должен быть сенатором. Поговаривают, что есть охотник купить дом Бронникова. Значит, мне нужно будет стаскиваться с мели, на которой сижу 12 лет. Кажется, все это логически.
Неточные совпадения
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего
мира, в котором он
жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний, обычный
мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
Но с приездом отца для Кити изменился весь тот
мир, в котором она
жила.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя
жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый
мир для Левина. Это был
мир, в котором
жили и умерли его отец и мать. Они
жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче было
жить без веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений
мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не было законное, совершившееся путем той же мысли, но было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
Он отгонял от себя эти мысли, он старался убеждать себя, что он
живет не для здешней временной жизни, а для вечной, что в душе его находится
мир и любовь.