— Молодость! — молвил старый Снежков, улыбаясь и положив руку на
плечо сыну. — Молодость, Патап Максимыч, веселье на уме… Что ж?.. Молодой квас — и тот играет, а коли млад человек не добесится, так на старости с ума сойдет… Веселись, пока молоды. Состарятся, по крайности будет чем молодые годы свои помянуть. Так ли, Патап Максимыч?
Неточные совпадения
— Ах ты, бабий
сын, речистый какой пострел! — весело молвил дядя Елистрат, хлопнув по
плечу любимовца. — Щей подай, друг ты мой сердечный, да смотри в оба, чтобы щи-то были из самолучшей говядины… Подовые пироги ко щам — с лучком, с мачком, с перечком… Понимаешь?.. Сами бы в рот лезли… Слышишь?.. У них знатные щи варят — язык проглотишь, — продолжал дядя Елистрат, обращаясь к Алексею. — Еще-то чего пожуем, земляк?
— У него все возможно. Таков уж норов у крестного, — сказал Сергей Андреич. — Что в голову залезло, клином не выбьешь… Конечно, по достаткам его, особенно же теперь, когда одна дочь осталась, любой первостатейный готов за
сына ее посватать, да крестному это все наплевать. Забрело на мысли — шабаш. Право, не в зятья ли он тебя прочит? — прибавил Колышкин с радушным смехом, хлопнув рукой по
плечу Алексея.
— Житье на всем готовом, жалованья — сколько запросишь. Дело вести без учету, без отчету, все как
сыну родному доверю… Что же?.. Чего молчишь?.. Аль язык отсох!.. Говори, отвечай! — сильно тряся за
плечи Василья Борисыча, говорил Патап Максимыч.
И на тот самый день [1 сентября 1743 года.] палачи на площади резали языки у Степана Васильича с
сыном и били их кнутом; резали язык и первой петербургской красавице Наталье Федоровне и, взвалив ее нá
плечи дюжего мужика, полосовали кнутом нежное, всенародно обнаженное тело…
Анна, покрасневшая в ту минуту, как вошел сын, заметив, что Сереже неловко, быстро вскочила, подняла с
плеча сына руку Алексея Александровича и, поцеловав сына, повела его на террасу и тотчас же вернулась.
И вдруг, точно сломавшись, упал головою на плечо к сыну. Был он когда-то выше Сергея, а теперь стал низеньким, и пушистая, сухая голова беленьким комочком лежала на
плече сына. И оба молча жадно целовали: Сергей — пушистые белые волосы, а он — арестантский халат.
Прежде всего мне бросилась в глаза длинная фигура Никиты Зайца, растянутая по траве; руки были скручены назади, на лице виднелись следы свежей крови. Около него сидели два мужика: один с черной окладистой бородой, другой — лысый; они тоже были связаны по рукам и все порывались освободиться. Около Никиты, припав головой к
плечу сына, тихо рыдала Зайчиха.
Неточные совпадения
— Да, это очень дурно, — сказала Анна и, взяв
сына за
плечо не строгим, а робким взглядом, смутившим и обрадовавшим мальчика, посмотрела на него и поцеловала. — Оставьте его со мной, — сказала она удивленной гувернантке и, не выпуская руки
сына, села за приготовленный с кофеем стол.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал
сына за
плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
Помоги
сыну пригреть у себя больного отца, а не давай ему возможности сбросить его с
плеч своих.
Василий Иванович засмеялся и сел. Он очень походил лицом на своего
сына, только лоб у него был ниже и уже, и рот немного шире, и он беспрестанно двигался, поводил
плечами, точно платье ему под мышками резало, моргал, покашливал и шевелил пальцами, между тем как
сын его отличался какою-то небрежною неподвижностию.
Фенечка так и бросилась к нему и, обвив руками и его и
сына, припала головой к его
плечу. Николай Петрович удивился: Фенечка, застенчивая и скромная, никогда не ласкалась к нему в присутствии третьего лица.