— Эка что ляпнул! — воскликнул Колышкин. — Не ухороню я тайного слова своего крестного!.. Да не грех ли тебе, толстобрюхому, такое дело помыслить?.. Аль забыл, что живу и дышу тобой?.. Теперь мои ребятки бродили б под оконьем, как бы Господь не
послал тебя ко мне с добрым словом… Обидно даже, крестный, такие речи слушать — право.
Неточные совпадения
— Молви отцу, — говорил он, давая деньги, — коли нужно ему на обзаведенье,
шел бы
ко мне — сотню другу-третью с радостью дам. Разживетесь, отдадите, аль по времени ты заработаешь. Ну, а когда же работать начнешь у
меня?
Оттого Алексей Лохматый и
пошел ко мне, по бедности, значит, чтоб отцу поскорее оправиться.
—
Пошли ты, отче, с этой запиской работника
ко мне в Красную рамень на мельницу, — сказал он, — там ему отпустят десять мешков крупчатки… Это честной братии
ко Христову дню на куличи, а вот это на сыр да на красны яйца.
— Милости просим, удостойте, — отвечала Марья Гавриловна. — Будем ждать. Фленушка, — прибавила она, обращаясь к ней, —
пойдем ко мне… Марьюшка!
Ко мне на чашку чаю.
— Великий благодетель нам Петр Спиридоныч, дай ему, Господи, доброго здравия и души спасения, — молвила мать Назарета. — День и ночь за него Бога молим. Им только и живем и дышим — много милостей от него видим… А что, девицы, не пора ль нам и
ко дворам?.. Покуда матушка Манефа не встала,
я бы вот чайком Василья-то Борисыча напоила… Пойдем-ка, умницы, солнышко-то стало низенько…
— Ишь какой ты неженка! — ответила Фленушка. — Самого с коломенску версту вытянуло, а он ровно малый ребенок пужается.
Иди ко мне — самовар на столе.
— Уж истинно сам Господь принес тебя
ко мне, Василий Борисыч, — довольным и благодушным голосом сказала Манефа. — Праздник великий — хочется поблаголепнее да посветлей его отпраздновать… Да вот еще что — пение-то пением, а убор часовни сам по себе… Кликните, девицы, матушку Аркадию да матушку Таифу —
шли бы скорей в келарню сюда…
— Признаться сказать, понять не могу, как это вздумалось Патапу Максимычу отпустить тебя, когда он столько дорожил тобой, — ходя взад и вперед по комнате, говорил Сергей Андреич. — Великим постом заезжал он
ко мне не на долгое время, — помнишь, как он на Ветлугу с теми плутами ездил. В ту пору он тобой нахвалиться не мог… Так говорил: «С этим человеком по гроб жизни своей не расстанусь». Как же у вас после того на вон-тараты
пошло?.. Скажи по правде, не накуролесил ли ты чего?
— Да
я казначею мать Таифу на другой же день в Москву и в Питер
послала, — отвечала Манефа. — Дрябину Никите Васильичу писала с ней, чтобы Громовы всеми мерами постарались отвести бурю, покланялись бы хорошенько высшим властям; Громовы
ко всем вельможам ведь вхожи, с министрами хлеб-соль водят.
Курёвушка, курева
Закурила, замела.
Закутила-замутила
Все дорожки, все пути:
Нельзя к милому пройти!
Я пойду стороной,
С милым свижуся,
Поздороваюсь:
«Здравствуй, миленький дружок,
Ко мне в гóсти гости́
Да подольше сиди:
С стороны люди глядят,
Меня, девушку, бранят.
Уж как нынешние люди
Догадливые.
Догадливые, переводливые!
Ни кутят, ни мутят,
С тобой, милый, разлучат».
— Через два месяца скажу
я тебе, в силах ли буду исполнить желанье твое, — вставая с места, сказала Фленушка. — Не мое то желанье — твое… А снесу ль
я иночество, сама не знаю… Теперь к себе
пойду… запрусь, подумаю. Не пущай никого
ко мне, матушка… Скажи, что с дороги устала аль что сделалась
я нездорова.
— Келейную выдам, пригляднее будет, — молвила Манефа. — С Фленушкой завтра пришлю, только уж ты побереги ее ради Господа, жемчуг-от не осыпался бы, древня уж больно икона-то… Ну, управляйся же, матушка, с Богом. Пособи тебе Господи. Покуда прощай, а
пойдешь — кликни
ко мне Виринею.
— Тащить
ко мне…
Я им задам!.. — задыхающимся голосом на весь дом закричал Патап Максимыч. Глаза кровью налились; засучив рукава рубахи, схватил он коромысел и, дрожа всем телом,
пошел навстречу приехавшим.
Неточные совпадения
—
Послали в Клин нарочного, // Всю истину доведали, — // Филиппушку спасли. // Елена Александровна //
Ко мне его, голубчика, // Сама — дай Бог ей счастие! // За ручку подвела. // Добра была, умна была,
Г-жа Простакова (к Софье). Софьюшка, душа моя!
пойдем ко мне в спальню.
Мне крайняя нужда с тобой поговорить. (Увела Софью.)
Кутейкин. Да кабы не умудрил и
меня Владыко,
шедши сюда, забрести на перепутье к нашей просвирне, взалках бы, яко пес
ко вечеру.
—
Пошли ко мне на дом, чтобы закладывали поскорей коляску тройкой, — сказал он слуге, подававшему ему бифстек на серебряном горячем блюде, и, придвинув блюдо, стал есть.
— Мама! Она часто ходит
ко мне, и когда придет… — начал было он, но остановился, заметив, что няня шопотом что — то сказала матери и что на лице матери выразились испуг и что-то похожее на стыд, что так не
шло к матери.