Неточные совпадения
Вышел Самоквасов на улицу. День ясный. Яркими, но не знойными лучами обливало землю осеннее солнце,
в небе ни облачка,
в воздухе тишь…
Замер городок по-будничному — пусто, беззвучно…
В поле пошел Петр Степаныч.
Один остался
в светелке Петр Степаныч. Прилег на кровать, но, как и прошлую ночь, сон не берет его… Разгорелась голова, руки-ноги дрожат,
в ушах трезвон,
в глазах появились красные круги и зеленые… Душно… Распахнул он миткалевые занавески, оконце открыл. Потянул
в светлицу ночной холодный
воздух, но не освежил Самоквасова. Сел у окна Петр Степаныч и, глаз не спуская, стал глядеть
в непроглядную темь.
Замирает, занывает, ровно пойманный голубь трепещет его сердце. «Не добро вещует», — подумал Петр Степаныч.
Протяжно и уныло звучит из-за горки караульный колокол ближайшей церкви, и еще протяжнее, еще унылее
замирает в воздухе песня, весь смысл которой меньше заключается в словах, чем в надрывающих душу аханьях и оханьях, которыми эти слова пересыпаны.
И он уже выкрикнул первый слог этого слова, но вдруг весь этот высокий, красивый коридор с полом, устланным прекрасным ковром, со спускавшимися с потолка изящными газовыми лампами и, наконец, появившиеся на его повороте двое изящных молодых людей — это были гости Николая Герасимовича — сомкнули уста Мардарьева и выкрикнутое лишь «кар»
замерло в воздухе, как зловещее карканье ворона около помещения, занимаемого Николаем Герасимовичем.
Неточные совпадения
Вдруг, где-то
в отдалении, раздался протяжный, звенящий, почти стенящий звук, один из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой тишины, поднимаются, стоят
в воздухе и медленно разносятся, наконец, как бы
замирая.
Но он не отбежал еще пятидесяти шагов, как вдруг остановился, словно вкопанный. Знакомый, слишком знакомый голос долетел до него. Маша пела. «Век юный, прелестный», — пела она; каждый звук так и расстилался
в вечернем
воздухе — жалобно и знойно. Чертопханов приник ухом. Голос уходил да уходил; то
замирал, то опять набегал чуть слышной, но все еще жгучей струйкой…
День выпал томительный, жаркий. Истома чувствовалась во всем. Ни малейшего дуновения ветра. Знойный
воздух словно окаменел. Все живое
замерло и притаилось.
В стороне от дороги сидела какая-то хищная птица, раскрыв рот. Видимо, и ей было жарко.
Ночь была такая тихая, что даже осины
замерли и не трепетали листьями.
В сонном
воздухе слышались какие-то неясные звуки, точно кто-то вздыхал, шептался, где-то капала вода, чуть слышно трещали кузнечики. По темному небу, усеянному тысячами звезд, вспыхивали едва уловимые зарницы. Красные блики от костра неровно ложились по земле, и за границей их ночная тьма казалась еще чернее.
Это — «Два помещика» из «Записок охотника». Рассказчик — еще молодой человек, тронутый «новыми взглядами», гостит у Мардария Аполлоновича. Они пообедали и пьют на балконе чай. Вечерний
воздух затих. «Лишь изредка ветер набегал струями и
в последний раз,
замирая около дома, донес до слуха звук мерных и частых ударов, раздававшихся
в направлении конюшни». Мардарий Аполлонович, только что поднесший ко рту блюдечко с чаем, останавливается, кивает головой и с доброй улыбкой начинает вторить ударам: