— Ни на кого не накатило! — жалобно молвил старый матрос. — Никому еще не сослал Господь даров своих. Не воздвиг нам пророка!.. Изволь, кормщик дорогой, отец праведный, святой, нам про духа провестить, — сказал он, встав с места и
кланяясь в ноги Николаю Александрычу.
Неточные совпадения
— Василий Фадеич! Будь отец родной, яви Божеску милость, научи дураков уму-разуму, присоветуй, как бы нам ладненько к хозяину-то?.. Смириться бы как?.. — стали приставать рабочие,
в ноги даже
кланялись приказчику.
Чеботарь от нежданного счастья белугой заревел и
в ноги поклонился Федору Меркулычу.
В ноги поклонились матери благодетелю, а потом сотворили начáл на отход свой.
Поклонилась Фленушка
в ноги Манефе, испросила у ней прощения и благословения.
Встали из-за стола, Богу помолились, и Абрам, громко зарыдав, младшему брагу
в ноги поклонился.
Замолк сказатель, и снова стали
поклоняться ему бывшие
в сионской горнице. Плакали, рыдали, припадая к
ногам его.
Утром Аграфена Петровна передала Петру Степанычу, что Дуня не прочь за него идти. Он так обрадовался, что
в ноги молодой свахе
поклонился, а потом заметался по горнице.
Артиста этого он видел на сцене театра в царских одеждах трагического царя Бориса, видел его безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые
кланялись в ноги коню его; видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот человек ужас безграничия власти.
— Помилуй, пан голова! — закричали некоторые,
кланяясь в ноги. — Увидел бы ты, какие хари: убей бог нас, и родились и крестились — не видали таких мерзких рож. Долго ли до греха, пан голова, перепугают доброго человека так, что после ни одна баба не возьмется вылить переполоху.
Неточные совпадения
Надумал свекор-батюшка // Вожжами поучить, // Так я ему ответила: // «Убей!» Я
в ноги кланялась: // «Убей! один конец!» // Повесил вожжи батюшка.
Я по годам высчитывал, // Я миру
в ноги кланялся, // Да мир у нас какой?
Удары градом сыпались: // — Убью! пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» // Тем кончилось, что прасола // Клим сжал рукой, как обручем, // Другой вцепился
в волосы // И гнул со словом «
кланяйся» // Купца к своим
ногам.
Пришел и сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «Была пора, // Судил я вас по совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И
в ноги поклонился нам.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего
в целом городе человека, Евсеича. Долго
кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал: