Неточные совпадения
Надумал свекор-батюшка
Вожжами поучить,
Так я ему ответила:
«Убей!» Я
в ноги кланялась:
«Убей! один конец!»
Повесил вожжи батюшка.
Я по годам высчитывал,
Я миру
в ноги кланялся,
Да мир у нас какой?
Удары градом сыпались:
— Убью! пиши к родителям! —
«Убью! зови попа!»
Тем кончилось, что прасола
Клим сжал рукой, как обручем,
Другой вцепился
в волосы
И гнул со словом «
кланяйся»
Купца к своим
ногам.
Пришел и сам Ермил Ильич,
Босой, худой, с колодками,
С веревкой на руках,
Пришел, сказал: «Была пора,
Судил я вас по совести,
Теперь я сам грешнее вас:
Судите вы меня!»
И
в ноги поклонился нам.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего
в целом городе человека, Евсеича. Долго
кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал...
— Простите меня, ради Христа, атаманы-молодцы! — говорил он,
кланяясь миру
в ноги, — оставляю я мою дурость на веки вечные, и сам вам тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею, ради Христа, а проводите честь честью к стрельцам
в слободу!
Неторопливо передвигая
ногами, Алексей Александрович с обычным видом усталости и достоинства
поклонился этим господам, говорившим о нем, и, глядя
в дверь, отыскивал глазами графиню Лидию Ивановну.
Кабанова. Что на шею-то виснешь, бесстыдница! Не с любовником прощаешься! Он тебе муж — глава! Аль порядку не знаешь?
В ноги кланяйся!
После прощенья просил,
в ноги кланялся, право, так.
Истинно тебе говорю, мужику
в ноги кланялся.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым
в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва
поклонившись гостям, опустилась
в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под
ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
В сад сошли сверху два черных толстяка, соединенные телом Лютова, один зажал под мышкой у себя
ноги его, другой вцепился
в плечи трупа, а голова его, неестественно свернутая набок, качалась,
кланялась.
К Лидии подходили мужчины и женщины, низко
кланялись ей, целовали руку; она вполголоса что-то говорила им, дергая плечами, щеки и уши ее сильно покраснели. Марина, стоя
в углу, слушала Кормилицына; переступая с
ноги на
ногу, он играл портсигаром; Самгин, подходя, услыхал его мягкие, нерешительные слова...
Сотни рук встретили ее аплодисментами, криками; стройная, гибкая,
в коротенькой до колен юбке, она тоже что-то кричала, смеялась, подмигивала
в боковую ложу, солдат шаркал
ногами,
кланялся, посылал кому-то воздушные поцелуи, — пронзительно взвизгнув, женщина схватила его, и они,
в профиль к публике, делая на сцене дугу, начали отчаянно плясать матчиш.
Оба молча посмотрели
в окно, как женщина прошла по двору, как ветер прижал юбку к
ногам ее и воинственно поднял перо на шляпе. Она нагнулась, оправляя юбку, точно
кланяясь ветру.
— Раз, два, три, — вполголоса учила Рита. — Не толкай коленками. Раз, два… — Горничная, склонив голову, озабоченно смотрела на свои
ноги, а Рита, увидав через ее плечо Клима
в двери, оттолкнула ее и,
кланяясь ему, поправляя растрепавшиеся волосы обеими руками, сказала бойко и оглушительно...
Я наказывал куму о беглых мужиках; исправнику
кланялся, сказал он: „Подай бумагу, и тогда всякое средствие будет исполнено, водворить крестьян ко дворам на место жительства“, и опричь того, ничего не сказал, а я пал
в ноги ему и слезно умолял; а он закричал благим матом: „Пошел, пошел! тебе сказано, что будет исполнено — подай бумагу!“ А бумаги я не подавал.
Он был чрезвычайно взволнован и смотрел на Версилова, как бы ожидая от него подтвердительного слова. Повторяю, все это было так неожиданно, что я сидел без движения. Версилов был взволнован даже не меньше его: он молча подошел к маме и крепко обнял ее; затем мама подошла, и тоже молча, к Макару Ивановичу и
поклонилась ему
в ноги.
Наконец они решились, и мы толпой окружили их: это первые наши гости
в Японии. Они с боязнью озирались вокруг и, положив руки на колени, приседали и
кланялись чуть не до земли. Двое были одеты бедно: на них была синяя верхняя кофта, с широкими рукавами, и халат, туго обтянутый вокруг поясницы и
ног. Халат держался широким поясом. А еще? еще ничего; ни панталон, ничего…
Мы взаимно раскланялись.
Кланяясь, я случайно взглянул на
ноги — проклятых башмаков нет как нет: они лежат подле сапог. Опираясь на руку барона Крюднера, которую он протянул мне из сострадания, я с трудом напялил их на
ноги. «Нехорошо», — прошептал барон и засмеялся слышным только мне да ему смехом, похожим на кашель. Я, вместо ответа, показал ему на его
ноги: они были без башмаков. «Нехорошо», — прошептал я
в свою очередь.
— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя слово Иисусе, придержал рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено,
поклонился в землю, а хор запел последние слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые
ноги.
— Он будет у вас просить прощения, он посреди площади вам
в ноги поклонится, — вскричал опять Алеша с загоревшимся взором.
— О, он презирал меня ужасно, презирал всегда, и знаете, знаете — он презирал меня с самой той минуты, когда я ему тогда
в ноги за эти деньги
поклонилась.
— Разреши мою душу, родимый, — тихо и не спеша промолвила она, стала на колени и
поклонилась ему
в ноги. — Согрешила, отец родной, греха моего боюсь.
Став на колени, старец
поклонился Дмитрию Федоровичу
в ноги полным, отчетливым, сознательным поклоном и даже лбом своим коснулся земли.
Он опять выхватил из кармана свою пачку кредиток, снял три радужных, бросил на прилавок и спеша вышел из лавки. Все за ним последовали и,
кланяясь, провожали с приветствиями и пожеланиями. Андрей крякнул от только что выпитого коньяку и вскочил на сиденье. Но едва только Митя начал садиться, как вдруг пред ним совсем неожиданно очутилась Феня. Она прибежала вся запыхавшись, с криком сложила пред ним руки и бухнулась ему
в ноги...
Старик вытянул свою темно-бурую, сморщенную шею, криво разинул посиневшие губы, сиплым голосом произнес: «Заступись, государь!» — и снова стукнул лбом
в землю. Молодой мужик тоже
поклонился. Аркадий Павлыч с достоинством посмотрел на их затылки, закинул голову и расставил немного
ноги.
Оба молча
поклонились ему
в ноги.
— Слуга, сударыня, будет вам! — говорит Сергеич,
кланяясь матушке
в ноги.
А по окончании службы поп выходил на амвон, становился на колени и
кланялся отцу
в ноги, прося прощения.
Предсказание Павла сбылось: Маврушу высекли. Но на первый раз поступили по-отечески: наказывали не на конюшне, а
в девичьей, и сечь заставили самого Павла. Когда экзекуция кончилась, она встала с скамейки,
поклонилась мужу
в ноги и тихо произнесла...
— А для кого я хлопотал-то, дерево ты стоеросовое?.. Ты что должен сделать, идол каменный?
В ноги мне должен
кланяться, потому как я тебе судьбу устраиваю. Ты вот считаешь себя умником, а для меня ты вроде дурака… Да. Ты бы хоть спросил, какая невеста-то?.. Ах, бесчувственный ты истукан!
Иногда по двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бритый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с баками и кривым носом, выводил из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких
ногах, она, выйдя на двор,
кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали
в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать из дома, но не может, заколдован.
Матушка и прежде, вот уже два года, точно как бы не
в полном рассудке сидит (больная она), а по смерти родителя и совсем как младенцем стала, без разговору: сидит без
ног и только всем, кого увидит, с места
кланяется; кажись, не накорми ее, так она и три дня не спохватится.
Батюшка, отец родной, помоги, спаси,
в ноги поклонюсь!» Старик, вижу, высокий, седой, суровый, — страшный старик.
При слове «жена» он всплакнул горько и, несмотря на свое столичное образование и философию, униженно, беднячком-русачком
поклонился своим родственникам
в ноги и даже стукнул о пол лбом.
Старуха сделала какой-то знак головой, и Таисья торопливо увела Нюрочку за занавеску, которая шла от русской печи к окну. Те же ловкие руки, которые заставили ее
кланяться бабушке
в ноги, теперь быстро расплетали ее волосы, собранные
в две косы.
Нюрочке вдруг сделалось страшно: старуха так и впилась
в нее своими темными, глубоко ввалившимися глазами. Вспомнив наказ Анфисы Егоровны, она хотела было поцеловать худую и морщинистую руку молчавшей старухи, но рука Таисьи заставила ее присесть и
поклониться старухе
в ноги.
— Матушка ты моя… кормилица! — причитал заворуй Морок и
в порыве охватившей его нежности при всем честном народе
поклонился мертвой кобыле
в ноги. — Кости твои похороню!..
— Папа, и тебя заставляли
в ноги кланяться? — шептала Нюрочка, прижимаясь к отцу. — Папа, ты плакал?
— А что, заставляла, поди,
в ноги кланяться? — подсмеивался Груздев, хлопая гостя по плечу. — Мы тут по старинке живем… Признаться сказать, я и сам не очень-то долюбливаю нашу раскольничью стариковщину, все изъедуги какие-то…
Прощаясь у Вязмитиновых со всеми, он расцеловал руки Женни и вдруг
поклонился ей
в ноги.
Старшая дочь
поклонилась отцу
в ноги, да и говорит ему первая: «Государь ты мой батюшка родимый!
Вдруг поднялся глухой шум и топот множества
ног в зале, с которым вместе двигался плач и вой; все это прошло мимо нас… и вскоре я увидел, что с крыльца, как будто на головах людей, спустился деревянный гроб; потом, когда тесная толпа раздвинулась, я разглядел, что гроб несли мой отец, двое дядей и старик Петр Федоров, которого самого вели под руки; бабушку также вели сначала, но скоро посадили
в сани, а тетушки и маменька шли пешком; многие, стоявшие на дворе,
кланялись в землю.
Когда мой отец изъявил полное согласие на исполненье дедушкиной воли, то все благодарили его и низко
кланялись, а Татьяна Степановна
поклонилась даже
в ноги.
Поклонилась ему
в ноги дочь середняя и говорит: «Государь ты мой батюшка родимый!
Но Иван, думая, что барин за что-нибудь за другое на него сердится, еще раз
поклонился ему
в ноги и встал потом
в кроткой и смиренной позе.
— Я только того и желаю-с! — отвечал ему Вихров. — Потому что, как бы эти люди там ни действовали, — умно ли, глупо ли, но они действовали (никто у них не смеет отнять этого!)… действовали храбро и своими головами спасли наши потроха, а потому, когда они возвратились к нам, еще пахнувшие порохом и с незасохшей кровью ран,
в Москве прекрасно это поняли; там
поклонялись им
в ноги, а здесь, кажется, это не так!
Он, как вошел, так сейчас и
поклонился Вихрову
в ноги; того, разумеется, это взорвало.
— Ваше высокородие, простите и меня! — завопила и молоденькая девушка, тоже
кланяясь ему
в ноги.