Неточные совпадения
Затем в палатках богатых ревнителей древлего благочестия и в лавках, где ведется торговля иконами, старыми
книгами и лестовками, сходятся собравшиеся с разных концов России старообрядцы, передают друг другу свои новости, личные невзгоды, общие опасенья и под конец вступают в нескончаемые, ни к чему, однако, никогда не ведущие споры о догматах веры, вроде
того: с какой лестовкой надо стоять на молитве — с кожаной али с холщовой.
— А к
тому мои речи, что все вы ноне стали ветрогоны, — молвила мать Таисея. — Иной женится, да как надоест жена, он ее и бросит, да и женится на другой. Много бывало таких. Ежели наш поп венчал, как доказать ей, что она венчана жена? В какие
книги брак-от записан? А как в великороссийской повенчались, так уж тут, брат, шалишь, тут не бросишь жены, что истопку с ноги. Понял?
Расспрашивала, какие
книги Дуня читает, и, когда
та называла их, одни хвалила, о других говорила, что читать их не следует, чтобы не вредить внутренней своей чистоте.
— Жаль, что вы, милая, иностранным языкам не обучались, а
то бы я прислала вам книжек, они бы очень полезны были вам. Впрочем, есть и русские хорошие
книги. Читали ли вы, например, Юнга Штиллинга «Тоска по отчизне»?
— Какие же
книги из
тех, что вы прочитали, больше всего вам понравились?
— И не заводите их, — сказала Марья Ивановна. — Но надо вам сказать, моя дорогая, что дух злобы и неприязни не одними романами прельщает людей. Много у него разных способов к совращенью и пагубе непорочных… Не одними
книгами распаляет он в их сердцах
ту страсть, что от Бога и от святых его ангелов отлучает… Пуще всего берегитесь этой злой, пагубной страсти…
Побои не отвадили от
книг тринадцатилетнего мальчика; чем больше его били,
тем прилежней он читал их, и притом всякая работа больше да больше ему противела.
Чтение
книг без разбора и без разумного руководства развило в нем пытливость ума до болезненности. Еще в лесу много начитался он об антихристе, о нынешних последних временах и о
том, что истинная Христова вера иссякла в людях и еще во дни патриарха Никона взята на небо, на земле же сохранилась точию у малого числа людей, пребывающих в сокровенности,
тех людей, про которых сам Господь сказал в Евангелии: «Не бойся, малое стадо».
Когда же узнали, что он привез не холстинки, не сарпинки, а одни только старые
книги, тогда вера в несметность его богатства разом исчезла, и с
тем вместе и молва про его похождения замолкла.
Временем не медля, делом не волоча, Герасим тотчас же сплыл на Низ, недели две проискал, где находятся
те книги, и нашел их наконец где-то неподалеку от Саратова.
Кроме старопечатных
книг, в отысканном Чубаловым собранье было больше двух десятков древних рукописей, в
том числе шесть харатейных, очень редких, хотя и неполных.
А упустить такого редкого случая неохота: знает Герасим, что такие собранья и такая сходная покупка, может быть, в двадцать, в тридцать лет один раз выпадут на долю счастливому старинщику и что, ежли эти
книги продать любителям старины да в казенные библиотеки, — втрое, вчетверо выручишь, а пожалуй, и больше
того…
—
Книги старинные, Марко Данилыч, а в старину, сами вы не хуже меня знаете, мирских
книг не печатали, и в заводах их тогда не бывало, — отвечал Чубалов. — «Уложение» царя Алексея Михайловича да «Учение и хитрость ратного строя», вот и все мирские-то, ежели не считать учебных азбук,
то есть букварей, грамматик да «Лексикона» Памвы Берынды. Памва-то Берында киевской печати в
том собранье, что торгую, есть; есть и Грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого.
— Не под силу мне будет, Марко Данилыч, — молвил на
то Чубалов. — Денег-то велику́ больно сумму за
книги требуют, а об рассрочке и слышать не хотят, сейчас все деньги сполна на стол. Видно, надо будет отказаться от такого сокровища.
За две редких иконы, десятка за полтора редких
книг и рукописей Чубалов просил цену умеренную — полторы тысячи, но Марко Данилыч только засмеялся на
то и вымолвил решительное свое слово, что больше семисот пятидесяти целковых он ему не даст.
Без вашей помощи
тех книг я бы как ушей своих не видал.
Кончилось дело
тем, что Чубалов за восемьсот рублей отдал Марку Данилычу и образа, и
книги. Разочлись; пятьдесят рублей Герасим Силыч должен остался. Как ни уговаривал его Марко Данилыч остаться обедать, как ни соблазнял севрюжиной и балыком, Чубалов не остался и во всю прыть погнал быстроногую свою кауренькую долой со двора смолокуровского.
Запретными вещами Чубалов не торговал, терпеть
того не мог, однако же и на его долю порой выпадали немалые хлопоты по невежеству надзирающих за торговлей старопечатными и рукописными
книгами.
Печатные
книги еще не так много гибнут, — у них два только врага: сырость да огонь, но рукописи, даже и не церковного содержания,
то и дело губятся еще более сильным врагом — невежеством надзирающих.
А Иванушка с полки
книгу тащит, отыскал в ней место и показывает Марку Данилычу.
Тот, прочитавши, промолвил...
— Как же я могу уступить, Марко Данилыч? Свои, что ли, деньги приплачивать мне! — ответил Чубалов. — Эти
книги не
то что другие. Казенные… Где хотите купите, цена им везде одна.
— Не «Цветником», что сам, может, написал, а от Писания всеобдержного доказывай. Покажи ты мне в печатных патриарших
книгах, что ядение дрождей мерзость есть перед Господом…
Тем книгам только и можно в эвтом разе поверить. — Так говорил, с горячностью наступая на совопросника, молодой поповец. — Можешь ли доказать от Святого Писания? — с жаром он приставал к нему.
— Что это вы, Марко Данилыч? — усмехнулся Чубалов. — По копейке за
книгу, да еще и помене
того жалуете! Нет, сударь, ежели теперича на подвертку свечей их продать аль охотникам на ружейны патроны, так и тут больше пользы получишь. Дешевле пареной репы купить желаете!.. Ведь тоже какие ни на есть
книги… Тоже бумага, печать, переплет… Помилуйте!..
Городские и деревенские грамотеи читали
те книги с большой охотой, нравилось им ломать голову над «неудобь понимаемыми речами», судить и рядить об них в дружеских беседах, толковать вкривь и вкось.
В искреннем убежденье полагали грамотеи, что, читая
те книги, они проникают в самую глубину человеческой мудрости.
И теперь еще можно найти в каком-нибудь мещанском или крестьянском доме иные из
тех книг, ставших большой редкостью.
Иные, начитавшись
тех книг, вступали в «корабли людей Божиих».
Хлыстовские учители и пророки, в исступленных своих речах и в писанных сочинениях, ссылались на
те книги.
И, взглянув затем на одну
книгу, вскочила со стула и вскрикнула от радости. «Путешествие младого Костиса»… Хвалила
ту книгу Марья Ивановна.
И с
тех пор и дни и ночи стала Дуня просиживать над мистическими
книгами. По совету Марьи Ивановны, она читала их по нескольку раз и вдумывалась в каждое слово… Показалось ей наконец, будто она понимает любезные
книги, и тогда совсем погрузилась в них. Мало кто от нее с
тех пор и речей слыхал. Марко Данилыч, глядя на Дуню, стал крепко задумываться.
«Говорят же, — рассуждал он сам с собой, — говорят же, что люди Библии зачитываются и сходят от
того с ума, может, и от других
книг бывает не легче».
— Полон короб старых
книг купил мне тогда тятенька, — после недолгого молчанья сказала Дуня. — Много было комедий и романов;
те я сожгла.
— Нет, не все, — немножко смутясь, ответила Дуня. — По вашим словам, я каждую
книгу по многу раз перечитывала и до
тех пор читала одну и
ту же, пока не казалось мне, что я немножко начинаю понимать. А все-таки не знаю, правильно ли понимаю. Опять же в иных книжках есть иностранные слова, а я ведь неученая, не знаю, что они значат.
— Эти
книги нельзя читать как попало. Надо знать, какую после какой читать, — сказала Марья Ивановна. — Иначе все в голове может перепутаться. Ну да я тебе растолкую, чего не понимаешь… Нарочно для
того подольше у вас погощу.
— Да, и я, не помню, где-то об этом читала, — сказала Дуня. — Не в
тех книгах, что Марья Ивановна советовала читать, а в отеческих… В «Цветнике» в каком-то или в «Торжественнике» — не припомню. Еще бывши в скиту, читала об этом.
Был
тот конторщик человек пожилой, немногим помоложе господ, грамоте знал, силен был в счетоводстве, вел
книги по имению и служил правой рукой Андрею Александрычу по управленью деревнями.
Согласился Пахом, и Степан Алексеич, раскрыв
книгу, подал ее Катеньке.
Та стала читать житие Иоасафа, индийского царевича, и учителя его, старца Варлаама.
Тень, тень, потетень,
Выше города плетень,
Садись, галка, на плетень!
Галки хохлуши —
Спасенные души,
Воробьи пророки —
Шли по дороге,
Нашли они
книгу.
Что в
той книге?
— Не
то я в
книгах читала, — дрожащим голосом скорбно промолвила Дуня.
С
того времени, как познакомилась Дуня с Марьей Ивановной и начиталась мистических
книг, ко всем близким своим, даже к отцу, она стала холодна и неприветлива.
Выдал Марко Данилыч деньги, а вишневку обещал принести на другой день. Субханкулов дал расписку. Было в ней писано, что ежели Субханкулову не удастся Мокея Данилова выкупить,
то повинен он на будущей ярманке деньги Марку Данилычу отдать обратно. К маклеру пошли для перевода расписки на русский язык и для записки в
книгу.
Любя чтение церковных
книг, а больше
того устные беседы от Писания, Устюгов с Богатыревым стали похаживать в келейный ряд на «вечерки» к одной старой девке, хлыстовской пророчице, и познали от нее «тайну сокровенную».
И шли середь людей великие споры о
том, которые
книги лучше: старые или новые, Никоном печатанные.
— Это притча, иносказание, — шепотом сказала Марья Ивановна Дуне. — Смысл его
тот, что истина не в
книгах, а в слове вдохновенного пророчества, сказанном на радении.
Через четыре года, в восемьсот тридцать шестом году, снова стали ждать кончины мира, не одни праведные ждали ее, но и неверные, было о
том даже в
книгах печатано.
Тут встретилась с ней Машенька и почти целый год привлекала ее к истине нашей веры,
то указывая на
книги для чтения,
то проводя с нею дни и ночи в назидательных разговорах.
— Разве вот кого попросить, — сказала наконец Дарья Сергевна. — Живет недалеко отсюдова, всего четыре версты, да и
тех, пожалуй, не будет, человек книжный и постоянный. Старинщик он, старыми
книгами торгует да иконы меняет. Только вот беда, не уехал ли куда.
То и дело в отлучках бывает.
— Потому рассчитал, что из
книг узнал, как он плутовал на Унже в лесных дачах, и Василья Фадеева рассчитал для
того, что он весь работный народ на каждом шагу безбожно обижал и сполна зажитых денег не отдавал никому.
А он еще задолго до срока маленько поприжал меня, последние восемьсот целковых, что были у меня налицо, должен был я отдать ему, а потом за пятьдесят рублей в
том же году у Макарья
книг да икон взял он у меня уж чересчур по дешевой цене.