Неточные совпадения
«Что поют, зачем поют?» — думает, слушая необычное
пение Петр Степаныч. Пристально смотрит он на шествие келейниц, внимая никогда дотоле не слыханной
песне...
Тихо раздаются под сводами громадного храма возгласы священника и
пение причетников, а в раскрытые двери иные тогда звуки несутся: звуки бубнов, арф и рогов, пьяные клики, завыванья цыган, громкие
песни арфисток и других торгующих собою женщин…
Какие чувства должны возбуждаться в душе твердых еще в православном благочестии людей, когда, стоя на молитве, слышат они, как церковное
пение заглушается кликами и
песнями пьяного разгула!..
Привыкнув к дьяконству, Мемнон нередко нарушал заведенный на раденьях порядок
пением церковной
песни, а не то пустится вприсядку во время раденья, либо зачнет ругать, кто ему подвернется.
Гласы различны днесь съединяйте,
Новые
песни агнцу вспевайте,
Дух свят нас умудряет,
Яко же хощет дары разделяет —
Дары превелики — апостольски лики,
Ангельское
пенье, небесно раденье…
Только что кончилось
пение «молитвы Господней», женщины составили круг, а вне его составился другой из мужчин. Новую
песню запели.
Еще половины
песни не пропели, как началось «раденье». Стали ходить в кругах друг зá другом мужчины по солнцу, женщины против. Ходили, прискакивая на каждом шагу, сильно топая ногами, размахивая пальмами и платками. С каждой минутой скаканье и беганье становилось быстрей, а
пение громче и громче. Струится пот по распаленным лицам, горят и блуждают глаза, груди у всех тяжело подымаются, все задыхаются. А
песня все громче да громче, бег все быстрей и быстрей. Переходит напев в самый скорый. Поют люди Божьи...
По уходе девушек они в восторге вскакивают с кроватей и начинают кружиться по комнате, раздувая рубашонками. Топот,
пенье песен, крики «ура» наполняют детскую.
Неточные совпадения
Песня эта напомнила Самгину
пение молодежью на похоронный мотив стихов: «Долой бесправие! Да здравствует свобода!»
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной
песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после
пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал:
С детства слышал Клим эту
песню, и была она знакома, как унылый, великопостный звон, как панихидное
пение на кладбище, над могилами. Тихое уныние овладевало им, но было в этом унынии нечто утешительное, думалось, что сотни людей, ковырявших землю короткими, должно быть, неудобными лопатами, и усталая
песня их, и грязноватые облака, развешанные на проводах телеграфа, за рекою, — все это дано надолго, может быть, навсегда, и во всем этом скрыта какая-то несокрушимость, обреченность.
— Одно дело —
песня, другое —
пение.
Глафира Исаевна брала гитару или другой инструмент, похожий на утку с длинной, уродливо прямо вытянутой шеей; отчаянно звенели струны, Клим находил эту музыку злой, как все, что делала Глафира Варавка. Иногда она вдруг начинала петь густым голосом, в нос и тоже злобно. Слова ее
песен были странно изломаны, связь их непонятна, и от этого воющего
пения в комнате становилось еще сумрачней, неуютней. Дети, забившись на диван, слушали молча и покорно, но Лидия шептала виновато: