— Что это, погляжу я на тебя, Дунюшка, ровно ты не по себе? — спросил он, одной
рукой обнимая ее, другой ласково гладя по шелковистым волосам.
Неточные совпадения
Зиновий Алексеич вышел на говор и крепко
обнял нареченного зятя. С веселым смеющимся лицом вбежала Наташа. Меркулов подал ей
руку.
— Прошу покорно! Ровно с чужой здоровается!.. — хлопнув Меркулова по
руке, засмеялась Наташа и потом,
обняв «братца Никитушку», крепко поцеловала его.
— Встань, моя ластушка, встань, родная моя, — нежным голосом стала говорить ей Манефа. — Сядь-ка рядком, потолкуем хорошенько, — прибавила она, усаживая Фленушку и
обняв рукой ее шею… — Так что же? Говорю тебе: дай ответ… Скажу и теперь, что прежде не раз говаривала: «На зазорную жизнь нет моего благословенья, а выйдешь замуж по закону, то хоть я тебя и не увижу, но любовь моя навсегда пребудет с тобой. Воли твоей я не связываю».
Крепко
обняла Манефа Фленушку и, ни слова не молвив в ответ, стала с нею на молитву. Сотворив начал, положила игуменья обе
руки на Фленушкину голову и сказала...
— Фленушка! — вскрикнул Петр Степаныч, садясь возле нее и
обняв дрожащей
рукой стан ее. Сам себя он не помнил и только одно мог говорить: — Ах ты, Фленушка моя, Фленушка!..
«Как же это умереть прежде смерти? Умереть и воскреснуть!» — теряясь в мыслях, думала Дуня и потом стремительно бросилась к Марье Ивановне, стала
обнимать ее,
руки у ней целовать и со страстным увлеченьем молить ее...
Николай Александрыч распорядился. На серебряном подносе принес дорогой чайный прибор дворецкий Сидорушка. Поставив его на стол, подошел он к Денисову, взял за
руку, поцеловал ее, а потом,
обняв барина, сотворил с ним «серафимское лобзание», приговаривая...
— Из города Саратова, голубушка ты моя Марьюшка, Ермолай Васильевич прислал с подаянием. Ну здравствуй, моя дорогая. Что отворачиваешься? Поздороваемся по-прежнему,
обними покрепче, поцелуй горячей, — начал было Семен Петрович, но Марьюшка
руками на него замахала.
Но, подойдя к двери спальной, он отшатнулся: огонь ночной лампы освещал лицо матери и голую руку,
рука обнимала волосатую шею Варавки, его растрепанная голова прижималась к плечу матери. Мать лежала вверх лицом, приоткрыв рот, и, должно быть, крепко спала; Варавка влажно всхрапывал и почему-то казался меньше, чем он был днем. Во всем этом было нечто стыдное, смущающее, но и трогательное.
Влюбленному всего дороже скромность // И робкая оглядка у девицы; // Сам-друг она оставшись с милым, ищет // Как будто где себе защиты взором. // Опущены стыдливые глаза, // Ресницами покрыты; лишь украдкой // Мелькнет сквозь них молящий нежно взор. // Одной рукой ревниво держит друга, // Другой его отталкивает прочь. // А ты меня любила без оглядки, // Обеими
руками обнимала // И весело глядела.
Неточные совпадения
Стародум(
обнимая неохотно г-жу Простакову). Милость совсем лишняя, сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтись. (Вырвавшись из
рук ее, обертывается на другую сторону, где Скотинин, стоящий уже с распростертыми
руками, тотчас его схватывает.) Это к кому я попался?
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его
обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к
руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа
руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Район, который
обнимал кругозор этого идиота, был очень узок; вне этого района можно было и болтать
руками, и громко говорить, и дышать, и даже ходить распоясавшись; он ничего не замечал; внутри района — можно было только маршировать.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он
обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо,
руки и шею.
— Сережа! Мальчик мой милый! — проговорила она, задыхаясь и
обнимая руками его пухлое тело.