Неточные совпадения
— Что?.. Небось теперь присмирели? — с усмешкой
сказал он. — Обождите-ка до вечера, узнаете тогда, как бунты в караване заводить! Земля-то ведь здесь не бессудная —
хозяин управу найдет. Со Смолокуровым вашему брату тягаться не рука, он не то что с водяным, с самим губернатором он водит хлеб-соль. Его на вас, голопятых, начальство не сменяет…
— Хозяину-то что
скажу? Об этом-то подумал ли ты?
Скажет: Сидор всему бунту зачинщик, а куда он девался? Что я
скажу?
Стоят на месте бурлаки, понурив думные головы. Дело, куда ни верни, со всех сторон никуда не годится. Ни линьков, ни великих убытков никак не избыть. Кто-то
сказал, что приказчик только ломается, а ежели поклониться ему полтиной с души, пожалуй, упросит
хозяина.
Только что вышли гости, показался в передней Василий Фадеев. Разрядился он в длиннополую сибирку тонкого синего сукна, с мелкими борами назади, на шею повязал красный шелковый платок с голубыми разводами, вздел зеленые замшевые перчатки, в одной руке пуховую шляпу держит, в другой «лепортицу». Ровно гусь, вытянул он из двери длинную шею свою, зорко, но робко поглядывая на
хозяина, пока Марко Данилыч не
сказал ему...
— Нисколько мы не умничаем, господин купец, — продолжал нести свое извозчик. — А ежели нашему брату до всех до этих ваших делов доходить вплотную, где то́ есть каждый из вас чаи распивает аль обедает, так этого нам уж никак невозможно. Наше дело —
сказал седок ехать куда, вези и деньги по такцыи получай. А ежели
хозяин добрый, он тебе беспременно и посверх такцыи на чаек прибавит. Наше дело все в том только и заключается.
Получив за его бочонки два воза персидских товаров, не сдал их
хозяину, а когда тот стал требовать,
сказал ему: «Хочешь товар получить, так подавай на меня губернатору жалобу, без того последней тряпки не дам».
— Этого никак невозможно, —
сказал, ломаясь, Василий Фадеев. — Самого
хозяина вам в караване видеть ни в каком разе нельзя. А ежели у вас какая есть к нему просимость, так просим милости ко мне в казенку; мы всякое дело можем в наилучшем виде обделать, потому что мы самый главный приказчик и весь караван на нашем отчете.
— Не делается, матушка, не делается, — ответил Марко Данилыч и вдруг, чтоб как-нибудь отвязаться от рассказов Таисеи,
сказал: — Что ж это я? Хорош
хозяин! Сколько времени толкуем, а нет чтобы чайком попотчевать дорогих гостей… Вот что значит без хозяек-то.
— Ну, это ина статья, — заговорили бурлаки совсем другим уже голосом и разом сняли перед
хозяином картузы и шапки. — Что ж ты, ваше степенство, с самого начала так не
сказал? А то и нас на грех, и себя на досаду навел. Тебе бы с первого слова
сказать, никто бы тебе супротивного слова не молвил.
— Ходкий, неча
сказать!.. — захохотал Корней. — Теперь у Макарья, что водке из-под лодки, что этому товару, одна цена. Наш
хозяин решил всего тюленя, что ни привез на ярманку, в Оку покидать; пущай, говорит, водяные черти кашу себе маслят. Баржа у нас тут где-то на Низу с этой дрянью застряла, так
хозяин дал мне пору́ченность весь жир в воду, а баржу погрузить другим товаром да наскоро к Макарью вести.
— А вот и икорка с балычком, вот и водочка целительная, —
сказал Василий Петрович. — Милости просим, Никита Федорыч. Не обессудьте на угощенье — не домашнее дело, что
хозяин дал, то и Бог послал. А ты, любезный, постой-погоди, — прибавил он, обращаясь к любимовцу.
— Уж будто и Фленушка? — быстро оборотясь к
хозяину,
сказал Самоквасов.
Снимет вошедший картуз, всем общим поклоном поклонится, а
хозяину отдельно да пониже всех,
скажет ему «здравствуйте».
— Наказывал доложить вашей милости, самим бы вам к нему пойти, — опять-таки шепотом
сказал на ухо
хозяину Фадеев.
Хозяин много говорил с нами по-своему, ино слово и по-русскому
скажет, а больше руками маячит: ежели, дескать, бежать вздумаете, голову долой.
— Ох, сударыня!.. Велико наше несчастье!.. — со слезами
сказала Аграфена Ивановна. — Такое несчастье выпало нам, что горше его на свете, кажется, нет. Двадцать годов теперь уж прошло, как хизнул наш богатый дом.
Хозяина да двух сынов работников: одному было двадцать, другому девятнадцать лет — женить было обоих сбирались — по царскому указу на поселенье в Сибирь сослали.
— Вашего
хозяина Господь недугом посетил, —
сказал Патап Максимыч. — Болезнь хоша не смертна, а делами Марку Данилычу пока нельзя займоваться. Теперь ему всего пуще нужен спокой, потому и позвал он меня, чтобы распорядиться его делами. И только мы с ним увиделись, первым его словом было, чтобы я вас рассчитал и заплатил бы каждому сполна, кому что доводится. Вот я и велел Василию Фадеичу составить списочек, сколько кому из вас денег заплатить следует. Кому кликну, тот подходи… Пимен Семенов!..
— А вы не всяко лыко в строку, — хладнокровно и спокойно
сказал им Патап Максимыч. — Зато ведь и не оставляет вас Марко Данилыч. Сейчас заходил я в вашу стряпущую, посмотрел, чем кормят вас. Такую пищу, братцы, не у всякого
хозяина найдете. В деревне-то живучи, поди, чать, такой пищи и во сне не видали… Полноте пустое городить… Принимайтесь с Богом за дело, а для́ ради моего приезда и первого знакомства вот вам красненькая. Пошабашивши, винца испейте. Так-то будет лучше.
Низко поклонился гостю дворецкий, еще раз поцеловал руку Денисова и вышел. Чай пили только гость с
хозяином. Несколько времени они молчали. Наконец Николай Александрыч
сказал...
— Теперь никак нельзя. Весь дом, пожалуй, перебулгачишь. Нет, уж вы лучше завтра утром пораньше приходите.
Хозяева примут вас со всяким удовольствием — будьте в том несомненны. А поутру, как только проснется приезжая, я ей через комнатных девушек доведу, что вы ночью ее спрашивали, а сами пристали на постоялом дворе супротив нас. Может, и сама к вам прибежит. Как только сказать-то ей про вас?
Вошел он в комнату, где сидели и гости и
хозяева. Со всеми поздоровавшись, поклонился он Дуне и весь побледнел. Сам ни словечка, стоит перед нею как вкопанный. Дуня слегка ему поклонилась и зарделась, как маков цвет. Постоял перед ней Самоквасов, робко, скорбно и страстно поглядел на нее, потом отошел в сторону и вступил в общий разговор. Аграфена Петровна улучила минуту и прошептала ему несколько слов. Немного погодя
сказала она Дуне...
— Нет, —
сказал Алексей. — Всего моего житья у него и полугода не было. Когда воротился я в Осиповку, хоронили старшую дочку
хозяина. После похорон немного дней прошло, как он меня рассчитал. И так рассчитал, что, проживи я у него и два года и больше того, так по уговору и получать бы не пришлось. На этом я ему всегда на всю мою жизнь, сколько ее ни осталось, буду благодарен.