Неточные совпадения
Вздохнул Савелий… — Внученька!
А внученька! — «Что, дедушка?»
— По-прежнему взгляни! —
Взглянула я по-прежнему.
Савельюшка засматривал
Мне в
очи; спину старую
Пытался разогнуть.
Совсем стал белый дедушка.
Я обняла старинушку,
И долго у креста
Сидели мы и плакали.
Я деду
горе новое
Поведала свое…
Словно чугунка подходит —
горятЧьи-то два круглые, яркие
ока,
Птицы какие-то с шумом летят.
Здесь все тоже слушают другую старушенцию, а старушенция рассказывает: «Мать хоть и приспит дитя, а все-таки душеньку его не приспит, и душа его жива будет и к Богу отъидет, а свинья, если ребенка съест, то она его совсем с душою пожирает, потому она и на небо не смотрит;
очи горе не может возвести», — поясняла рассказчица, поднимая кверху ладони и глядя на потолок.
Время подошло к обеду, и пан Кнышевский спросил нас с уроками. Из нас Петрусь проговорил урок бойко: знал назвать буквы и в ряд, и в разбивку; и боком ему поставят и вверх ногами, а он так и дует, и не ошибается, до того, что пан Кнышевский возвел
очи горе и, положив руку на Петрусину голову, сказал:"Вот дитина!"Павлусь не достиг до него. Он знал разницу между буквами, но ошибочно называл и относился к любимым им предметам; например, вместо «буки», все говорил «булки» и не мог иначе назвать.
«Слушай же, — говорит мне, — красная девица, — а у самого чудно
очи горят, — не праздное слово скажу, а дам тебе великое слово: на сколько счастья мне подаришь, на столько буду и я тебе господин, а невзлюбишь когда — и не говори, слов не роняй, не трудись, а двинь только бровью своей соболиною, поведи черным глазом, мизинцем одним шевельни, и отдам тебе назад любовь твою с золотою волюшкой; только будет тут, краса моя гордая, несносимая, и моей жизни конец!» И тут вся плоть моя на его слова усмехнулася…
Он казался необыкновенно высок; грудь его колебалась, незрящие
очи горели, как в то время, когда он рассказывал свои видения в Долине мертвецов.
Неточные совпадения
В возок боярский их впрягают, // Готовят завтрак повара, //
Горой кибитки нагружают, // Бранятся бабы, кучера. // На кляче тощей и косматой // Сидит форейтор бородатый, // Сбежалась челядь у ворот // Прощаться с барами. И вот // Уселись, и возок почтенный, // Скользя, ползет за ворота. // «Простите, мирные места! // Прости, приют уединенный! // Увижу ль вас?..» И слез ручей // У Тани льется из
очей.
Вставая с первыми лучами, // Теперь она в поля спешит // И, умиленными
очами // Их озирая, говорит: // «Простите, мирные долины, // И вы, знакомых
гор вершины, // И вы, знакомые леса; // Прости, небесная краса, // Прости, веселая природа; // Меняю милый, тихий свет // На шум блистательных сует… // Прости ж и ты, моя свобода! // Куда, зачем стремлюся я? // Что мне сулит судьба моя?»
Но Тарасу Бульбе не пришлись по душе такие слова, и навесил он еще ниже на
очи свои хмурые, исчерна-белые брови, подобные кустам, выросшим по высокому темени
горы, которых верхушки вплоть занес иглистый северный иней.
Голодная кума Лиса залезла в сад; // В нём винограду кисти рделись. // У кумушки глаза и зубы разгорелись; // А кисти сочные, как яхонты
горят; // Лишь то беда, висят они высоко: // Отколь и как она к ним ни зайдёт, // Хоть видит
око, // Да зуб неймёт. // Пробившись попусту час целой, // Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж! // На взгляд-то он хорош, // Да зелен — ягодки нет зрелой: // Тотчас оскомину набьёшь».
Двумя поддержан казаками, // Сердечной ревностью
горя, // Он
оком опытным героя // Взирает на волненье боя.