Неточные совпадения
Пирамидалов.
Я ничего и не
думаю.
Цыплунов. Вы
думаете, что
я влюблен?
Цыплунова. Как это некстати! Зимой Юша был болен и много работал;
я думала, что он отдохнет и поправится на даче; а теперь эта встреча, эта страсть! Что она может доставить ему, кроме страдания! У кого бы узнать про Белесову? А вот, кажется, бежит Пирамидалов; он кругом Москвы все дачи и всех дачников знает, да и в Москве-то от него ничто не скроется.
Когда кто-нибудь с уверенностью полного мастера говорит об обязанностях человека, — простые смертные, люди легкомысленные, такие, как
я, должны
думать, что этот урок относится к ним, что эта филиппика есть косвенное порицание их легкомысленного поведения.
Цыплунов.
Я не смел мечтать о счастии возобновить знакомство с вами,
я думал, что опять потеряю вас из виду, и хотел наглядеться на вас, чтобы ясней и дольше удерживать ваш очаровательный образ в своей памяти.
Пирамидалов.
Я знал, что это должно случиться; но
я думал и надеялся…
Белесова. Ах, как
я только
подумаю, что у
меня будет муж!..
Белесова. Ну…
я подумаю. Прощайте!
Гневышов.
Думать некогда. Завтра приезжает моя жена, и мы скоро отправляемся в деревню; а
я хочу, чтобы все это кончилось при
мне, иначе
я не буду покоен. Прощайте! Завтра
я не буду у вас… через день или два
я привезу вам деньги. Не
думайте, мой друг, не
думайте!
Белесова. Не
думать! да разве это в моей власти! Какую ночь
я проведу!
Мне кажется,
я поседею к утру. Уезжайте! (Подходит к трюмо.)
Как ничтожен казался
мне этот человек, как мал передо
мною; и вот теперь, когда
я думаю о нем,
мне кажется, что умаляюсь
я; а этот пигмей растет, принимает грозный вид… и вот в моем воображении рисуется холодное и строгое лицо мужа перед недостойной женой.
Цыплунова. Ничего
я не
думаю, и
думать мне незачем.
А вы обо
мне как бы
думали, Антонина Власьевна?
Белесова (с волнением). Если вы
думаете, что
я все тот же невинный ребенок, которого вы знали прежде…
Цыплунов (хватаясь за голову). Да,
я думал, что вы так же чисты.
Гневышов. О мой друг, всякий может подвергнуться оскорблению, никто от этого не застрахован. Ну, представьте себе:
я пошел прогуляться, и вдруг на
меня из подворотни лает собака, неужели же
мне этот грубый лай принять за оскорбление и обидеться! А эти глупые упреки, эта мещанская брань чем же лучше собачьего лая! И тебе, Валентина, не только обижаться, но даже и
думать об этом не стоит.
Белесова. Стоит
думать или не стоит, это уж мое дело. Это для
меня теперь самый важный жизненный вопрос. (Задумчиво.) Но это не лай… Какая энергия, какое благородство!
Я ничего подобного в жизни не видывала. И вместе какая обида, какая обида!
Белесова. Вот то-то же. Нет, в делах важных никогда не нужно слушать мудрецов и знатоков сердца человеческого, а надо следовать собственному внутреннему побуждению. В молодом сердце, как бы оно испорчено ни было, все-таки говорят еще свежие природные инстинкты. По вашим словам
я думала, что Цыплунов вечно будет моим покорным рабом и что
я, разумеется, ничего не обязана чувствовать к нему, кроме презрения. А вышло напротив: он
меня презирает.
Белесова (с горечью). Нет, неправда. Ты узнал, что
я оскорблена, и хотел
меня утешить. Признайся! Детей утешают игрушками, конфетами, а женщин — деньгами. Ты
думал, что всякую тоску, всякое горе, всякое душевное страдание женщина забудет, как только увидит деньги. Ты
думал, она огорчена, оскорблена, она плачет, бедная, словами ее теперь не утешишь, это трудно и долго, — привезу ей побольше денег, вот она и запрыгает от радости.
Белесова. Вы вчера
меня оскорбили, вы
думаете, что это так пройдет вам? Вы
думаете, что все ваши упреки, всю вашу брань
я должна принять как должное, как заслуженное и склонить голову перед вами? Нет, вы ошибаетесь. Вы не знаете моего прошедшего, вы не выслушали моих оправданий, и вы осудили, осыпали публично оскорблениями бедную, беззащитную женщину. За упреки вы услышите от
меня упреки, за брань вы услышите брань.
Белесова. Говорите что-нибудь… хоть браните
меня, да только говорите… Ну, вот что скажите
мне! Отчего это, когда
я подумаю, что вы уходите, и уходите от
меня навсегда, у
меня как будто что отрывается от сердца, и остается в душе какая-то пустота? Точно
меня бросили, кинули одну между чужими… Скажите, отчего это?
Цыплунов (пораженный простым нарядом Белесовой). Маменька,
я думал о том, что мы должны сделать для Валентины Васильевны.
Цыплунова.
Думай сам о себе!
Я знаю только одно, что
я нашла то, чего
мне недоставало и чего
я так желала, —
я нашла дочь себе.
— Может быть; может быть, я и не стою его, только… только солгали вы,
я думаю! Не может он меня ненавидеть, и не мог он так сказать! Я, впрочем, готова вам простить… во внимание к вашему положению… только все-таки я о вас лучше думала; думала, что вы и умнее, да и получше даже собой, ей-богу!.. Ну, возьмите же ваше сокровище… вот он, на вас глядит, опомниться не может, берите его себе, но под условием: ступайте сейчас же прочь! Сию же минуту!..
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко
мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу».
Я так и обомлел. «Ну, —
думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Коробкин. Дайте
мне! Вот у
меня,
я думаю, получше глаза. (Берет письмо.)
Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Марья Антоновна.
Я думала, не здесь ли маменька…