Дико́й. Отчет, что ли, я стану тебе давать! Я и поважней тебя никому отчета не даю. Хочу так думать о тебе, так и думаю. Для других ты честный человек, а я думаю, что ты разбойник,
вот и все. Хотелось тебе это слышать от меня? Так вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж ты, судиться, что ли, со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю.
Неточные совпадения
Кулигин (поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш!
Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу
и все наглядеться не могу.
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто
и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, говорит, почем знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать! А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам».
Вот ты
и поговори с ним! Только еще он во
всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
Кудряш. Да нешто убережешься! Попал на базар,
вот и конец!
Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом
и пошел на
весь день.
Варвара. Вздор
все. Очень нужно слушать, что она городит. Она
всем так пророчит.
Всю жизнь смолоду-то грешила. Спроси-ка, что об ней порасскажут!
Вот умирать-то
и боится. Чего сама-то боится, тем
и других пугает. Даже
все мальчишки в городе от нее прячутся, грозит на них палкой да кричит (передразнивая): «
Все гореть в огне будете!»
Феклуша. Нельзя, матушка, без греха: в миру живем.
Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено;
вот и надобно их
всех побороть. Трудно, милая девушка!
Варвара. Ни за что, так, уму-разуму учит. Две недели в дороге будет, заглазное дело! Сама посуди! У нее сердце
все изноет, что он на своей воле гуляет.
Вот она ему теперь
и надает приказов, один другого грозней, да потом к образу поведет, побожиться заставит, что
все так точно он
и сделает, как приказано.
Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие люди,
вот хоть бы вас взять, добродетелями, как цветами, украшаются; оттого
все и делается прохладно
и благочинно.
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А
вот умные люди замечают, что у нас
и время-то короче становится. Бывало, лето
и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче
и не увидишь, как пролетят. Дни-то,
и часы
все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи,
все короче
и короче делается.
Вот что умные-то люди говорят.
Кабанова. Что? Ничего. А
и честь-то не велика, потому что воюешь-то ты
всю жизнь с бабами.
Вот что.
Дико́й. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а
все добром не могу. Друг ты мне,
и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня
всю нутренную разжигать станет;
всю нутренную
вот разжигает, да
и только; ну,
и в те поры ни за что обругаю человека.
Вот до чего меня сердце доводит: тут на дворе, в грязи ему
и кланялся; при
всех ему кланялся.
Борис (оглядывая местность).
Вот что, Кудряш, мне бы нужно здесь остаться, а тебе ведь, я думаю,
все равно, ты можешь идти
и в другое место.
Варвара. А
вот что: бухнет мужу в ноги, да
и расскажет
все.
Вот чего я
и боюсь.
Кабанов. Ну, да. Она-то
всему и причина. А я за что погибаю, скажи ты мне на милость? Я
вот зашел к Дикуму, ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя…
Катерина. На беду я увидала тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет!
Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне
и нужно было увидать тебя.
Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я
все думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…
— Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и
вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе
и сейчас!
Вот тебе ничего
и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви
всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что
и на свете еще не было, что может
все сделать,
все,
все,
все!
Запиши
всех, кто только ходил бить челом на меня,
и вот этих больше
всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А
вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите
всем там вельможам разным: сенаторам
и адмиралам, что
вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинскнй. Так
и скажите: живет Петр Иванович Бобчпиский.