Неточные совпадения
Кулигин (
поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает
петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться
не могу.
Кудряш. Что тут: ой ли! Я грубиян считаюсь; за что ж он меня держит? Стало
быть, я ему нужен. Ну, значит, я его и
не боюсь, а пущай же он меня боится.
Дико́й. Найдешь дело, как захочешь. Раз тебе сказал, два тебе сказал: «
Не смей мне навстречу попадаться»; тебе все неймется! Мало тебе места-то? Куда ни поди, тут ты и
есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты, как столб стоишь-то! Тебе говорят аль нет?
Борис. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он
было и ее выписывал, да матушкины родные
не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь
была — и представить страшно.
Кулигин. Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да
не могу, люблю разговор рассыпать! Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время. А тоже
есть, что послушать.
Кабанов. Думайте, как хотите, на все
есть ваша воля; только я
не знаю, что я за несчастный такой человек на свет рожден, что
не могу вам угодить ничем.
Кабанов. То все приставала: «Женись да женись, я хоть бы поглядела на тебя, на женатого»! А теперь поедом
ест, проходу
не дает — все за тебя.
Варвара. Известно, что. К Савелу Прокофьичу хочется,
выпить с ним. Что,
не так, что ли?
И об чем я молилась тогда, чего просила,
не знаю; ничего мне
не надобно
было, всего у меня
было довольно.
Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё
поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы, и деревья будто
не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся.
Катерина (берет ее за руку). А вот что, Варя,
быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне
не за что. (Хватается за голову рукой.)
Что смеетесь!
Не радуйтесь! (Стучит палкой.) Все в огне гореть
будете неугасимом. Все в смоле
будете кипеть неутолимой! (Уходя.) Вон, вон куда красота-то ведет! (Уходит.)
Варвара. Да ведь уж коли чему
быть, так и дома
не спрячешься.
Катерина. Как, девушка,
не бояться! Всякий должен бояться.
Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты
есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть
не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Феклуша. Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка,
не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной
есть точно; я сама знаю, что
есть. Сладко
поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи моей Господь посылает.
Вот еще какие земли
есть! Каких-то, каких-то чудес на свете нет! А мы тут сидим, ничего
не знаем. Еще хорошо, что добрые люди
есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свету делается; а то бы так дураками и померли.
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести
была,
не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело
было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
Варвара. Ну, а ведь без этого нельзя; ты вспомни, где ты живешь! У нас весь дом на том держится. И я
не обманщица
была, да выучилась, когда нужно стало. Я вчера гуляла, так его видела, говорила с ним.
Катерина.
Не говори мне про него, сделай милость,
не говори! Я его и знать
не хочу! Я
буду мужа любить. Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя
не променяю! Я и думать-то
не хотела, а ты меня смущаешь.
Катерина.
Не жалеешь ты меня ничего! Говоришь:
не думай, а сама напоминаешь. Разве я хочу об нем думать; да что делать, коли из головы нейдет. Об чем ни задумаю, а он так и стоит перед глазами. И хочу себя переломить, да
не могу никак. Знаешь ли ты, меня нынче ночью опять враг смущал. Ведь я
было из дому ушла.
Катерина.
Не хочу я так. Да и что хорошего! Уж я лучше
буду терпеть, пока терпится.
Что
будет, как старики перемрут, как
будет свет стоять, уж и
не знаю.
Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду; а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной,
есть калитка, ее маменька запирает на замок, а ключ прячет. Я его унесла, а ей подложила другой, чтоб
не заметила. На вот, может
быть, понадобится. (Подает ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил к калитке.
Тогда и плачься на себя:
был случай, да
не умела пользоваться.
Кабанова. Назвать-то всячески можно, пожалуй, хоть машиной назови; народ-то глуп,
будет всему верить. А меня хоть ты золотом осыпь, так я
не поеду.
Дико́й. Постой, кума, постой!
Не сердись. Еще успеешь дома-то
быть: дом-от твой
не за горами. Вот он!
Уж совсем бы мне ее
не видать: легче бы
было!
И
не от воров они запираются, а чтоб люди
не видали, как они своих домашних
едят поедом да семью тиранят.
Как донской-то казак, казак вел коня
поить,
Добрый молодец, уж он у ворот стоит.
У ворот стоит, сам он думу думает,
Думу думает, как
будет жену губить.
Как жена-то, жена мужу возмолилася,
Во скоры-то ноги ему поклонилася,
Уж ты, батюшко, ты ли мил сердечный друг!
Ты
не бей,
не губи ты меня со вечера!
Ты убей, загуби меня со полуночи!
Дай уснуть моим малым детушкам,
Малым детушкам, всем ближним соседушкам.
Кудряш. Я-то? Стало
быть, мне нужно, Борис Григорьич, коли я здесь. Без надобности б
не пошел. Вас куда Бог несет?
Борис. Я
не разобрал, темно
было. Девушка какая-то остановила меня на улице и сказала, чтобы я именно сюда пришел, сзади сада Кабановых, где тропинка.
Борис. Легко сказать — бросить! Тебе это, может
быть, все равно: ты одну бросишь, а другую найдешь. А я
не могу этого! Уж я коли полюбил…
Борис. Нет, ты шутишь! Этого
быть не может. (Хватается за голову.)
Кудряш. Вота!
Есть от чего с ума сходить! Только вы смотрите, себе хлопот
не наделайте, да и ее-то в беду
не введите! Положим, хоть у нее муж и дурак, да свекровь-то больно люта.
Катерина. Нет у меня воли. Кабы
была у меня своя воля,
не пошла бы я к тебе. (Поднимает глаза и смотрит на Бориса.)
Варвара (встает). Ну, прощай! (Зевает, потом целует холодно, как давно знакомого.) Завтра, смотрите, приходите пораньше! (Смотрит в ту сторону, куда пошли Борис и Катерина.)
Будет вам прощаться-то,
не навек расстаетесь, завтра увидитесь. (Зевает и потягивается.)
2-й. Ну да, как же! Само собой, что расписано
было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и
не поправляли. Да ты и пожару-то этого
не помнишь, этому лет сорок
будет.
Дико́й. Да что ты ко мне лезешь со всяким вздором! Может, я с тобой и говорить-то
не хочу. Ты должен
был прежде узнать, в расположении я тебя слушать, дурака, или нет. Что я тебе — ровный, что ли? Ишь ты, какое дело нашел важное! Так прямо с рылом-то и лезет разговаривать.
Кулигин. Кабы я со своим делом лез, ну, тогда
был бы я виноват. А то я для общей пользы, ваше степенство. Ну, что значит для общества каких-нибудь рублей десять! Больше, сударь,
не понадобится.
Дико́й. Отчет, что ли, я стану тебе давать! Я и поважней тебя никому отчета
не даю. Хочу так думать о тебе, так и думаю. Для других ты честный человек, а я думаю, что ты разбойник, вот и все. Хотелось тебе это слышать от меня? Так вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж ты, судиться, что ли, со мной
будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю.
Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь,
не делаю, а говорю вам потому, что, может
быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для города сделать. Силы у вас, ваше степенство, много;
была б только воля на доброе дело. Вот хоть бы теперь то возьмем: у нас грозы частые, а
не заведем мы громовых отводов.
Дико́й. Что ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому надо
быть человеку? Я уж
не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете! Вот
не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
Кабанова. Ты
не осуждай постарше себя! Они больше твоего знают. У старых людей на все приметы
есть. Старый человек на ветер слова
не скажет.
Кабанов. Я в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу
пил, и в Москве все
пил, так это кучу, что нб-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и
не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум
не пришло, что тут делается. Слышал?
Кулигин. Да уж так, чтобы и под пьяную руку
не попрекать! Она бы вам, сударь,
была хорошая жена; гляди — лучше всякой.
Кабанов. Поди-ка поговори с маменькой, что она тебе на это скажет. Так, братец, Кулигин, все наше семейство теперь врозь расшиблось.
Не то что родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила; а та
не стерпела, да и
была такова — взяла да и ушла.
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде
не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «
Не запирайте, говорит, хуже
будет!» Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
Катерина. Ну, прости меня!
Не хотела я тебе зла сделать; да в себе
не вольна
была. Что говорила, что делала, себя
не помнила.
Катерина. Поезжай с Богом!
Не тужи обо мне. Сначала только разве скучно
будет тебе, бедному, а там и позабудешь.
Катерина. На беду я увидала тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что
будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня
не отымут; а больше мне ничего
не надо. Только ведь мне и нужно
было увидать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…