Неточные совпадения
Бальзаминова. Да ты помнишь ли в лицо
ту даму, которую
видел во сне-то?
Уж разумеется, о чем думаешь,
то и
во сне
видишь.
Бальзаминова. Не умеешь, так и молчи, а
то ты только перебиваешь. Я уж и так половину перезабыла; уж очень много со мной
во сне приключениев-то было. Только тут ли, после ли, вдруг я
вижу корабль. Или нет, корабль после.
Как всегда, у стен прислонились безликие недописанные иконы, к потолку прилипли стеклянные шары. С огнем давно уже не работали, шарами не пользовались, их покрыл серый слой копоти и пыли. Все вокруг так крепко запомнилось, что, и закрыв глаза, я
вижу во тьме весь подвал, все эти столы, баночки с красками на подоконниках, пучки кистей с держальцами, иконы, ушат с помоями в углу, под медным умывальником, похожим на каску пожарного, и свесившуюся с полатей голую ногу Гоголева, синюю, как нога утопленника.
При жизни мать рассказала Евсею несколько сказок. Рассказывала она их зимними ночами, когда метель, толкая избу в стены, бегала по крыше и всё ощупывала, как будто искала чего-то, залезала в трубу и плачевно выла там на разные голоса. Мать говорила сказки тихим сонным голосом, он у неё рвался, путался, часто она повторяла много раз одно и то же слово — мальчику казалось, что всё, о чём она говорит, она
видит во тьме, только — неясно видит.
Промозглая темнота давит меня, сгорает в ней душа моя, не освещая мне путей, и плавится, тает дорогая сердцу вера в справедливость, во всеведение божие. Но яркой звездою сверкает предо мной лицо отца Антония, и все мысли, все чувства мои — около него, словно бабочки ночные вокруг огня. С ним беседую, ему творю жалобы, его спрашиваю и
вижу во тьме два луча ласковых глаз. Дорогоньки были мне эти три дня: вышел я из ямы — глаза слепнут, голова — как чужая, ноги дрожат. А братия смеётся:
Неточные совпадения
Скотинин. Я никуда не шел, а брожу, задумавшись. У меня такой обычай, как что заберу в голову,
то из нее гвоздем не выколотишь. У меня, слышь ты, что вошло в ум, тут и засело. О
том вся и дума,
то только и
вижу во сне, как наяву, а наяву, как
во сне.
Во-первых, она сообразила, что городу без начальства ни на минуту оставаться невозможно; во-вторых, нося фамилию Палеологовых, она
видела в этом некоторое тайное указание; в-третьих, не мало предвещало ей хорошего и
то обстоятельство, что покойный муж ее, бывший винный пристав, однажды, за оскудением, исправлял где-то должность градоначальника.
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив
того, еще ничего не
видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады.
Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его и
во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
И точно, он начал нечто подозревать. Его поразила тишина
во время дня и шорох
во время ночи. Он
видел, как с наступлением сумерек какие-то тени бродили по городу и исчезали неведомо куда и как с рассветом дня
те же самые тени вновь появлялись в городе и разбегались по домам. Несколько дней сряду повторялось это явление, и всякий раз он порывался выбежать из дома, чтобы лично расследовать причину ночной суматохи, но суеверный страх удерживал его. Как истинный прохвост, он боялся чертей и ведьм.
В
то время когда он шел по коридору, мальчик отворил дверь
во второй денник налево, и Вронский
увидел рыжую крупную лошадь и белые ноги.