Неточные совпадения
— Выпьем и потолкуем! — согласился Вихров; он последнее время все чаще и чаще стал предаваться этого рода развлечению с приятелями. Те делали это
больше по привычке, а он — с горя, в котором
большую роль играла
печаль об Фатеевой, а еще и
больше того то, что из Петербурга не было никакого известия об его произведениях.
Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую голову, покрытую черною шляпою с
большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и
печали сильно снедали его душу.
На вопрос, «о чем бабушка с Верой молчат и отчего первая ее ни разу не побранила, что значило — не любит», Татьяна Марковна взяла ее за обе щеки и задумчиво, со вздохом, поцеловала в лоб. Это только
больше опечалило Марфеньку.
Поблагодарил я старика — да без дальнейших рассуждений велел заложить тарантас и отправился в Белев. Потому я так соображал: хотя, положим, от моего ночного посетителя мне
большой печали нет, однако все-таки оно жутко, да и, наконец, не совсем прилично дворянину и офицеру — как вы полагаете?
Неточные совпадения
Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть,
больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к
печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать.
Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство
больше других заглушало во мне истинную
печаль.
В голову никому не могло прийти, глядя на
печаль бабушки, чтобы она преувеличивала ее, и выражения этой
печали были сильны и трогательны; но не знаю почему, я
больше сочувствовал Наталье Савишне и до сих пор убежден, что никто так искренно и чисто не любил и не сожалел о maman, как это простодушное и любящее созданье.
Чтоб этому помочь убытку и
печали, // Построить вздумал Лев
большой курятный двор, // И так его ухитить и уладить, // Чтобы воров совсем отвадить, // А курам было б в нём довольство и простор.
С полгода по смерти Обломова жила она с Анисьей и Захаром в дому, убиваясь горем. Она проторила тропинку к могиле мужа и выплакала все глаза, почти ничего не ела, не пила, питалась только чаем и часто по ночам не смыкала глаз и истомилась совсем. Она никогда никому не жаловалась и, кажется, чем более отодвигалась от минуты разлуки, тем
больше уходила в себя, в свою
печаль, и замыкалась от всех, даже от Анисьи. Никто не знал, каково у ней на душе.