Неточные совпадения
— Стыдно вам,
полковник, стыдно!.. —
говорила, горячась, Александра Григорьевна Вихрову. — Сами вы прослужили тридцать лет престолу и отечеству и не хотите сына вашего посвятить тому же!
Полковник теперь видел, точно въявь, перед собою его искаженное, с впалыми глазами, лицо, и его искривленную улыбку, которою он как бы
говорил: «А!..
— Он, батюшка!.. Кому же, окромя его — варвара!.. Я, батюшка, Михайло Поликарпыч, виновата уж, — обратилась она к
полковнику, — больно злоба-то меня на него взяла: забежала в Петрушино к егерю Якову Сафонычу. «Не подсидишь ли,
говорю, батюшка, на лабазе [Лабаз — здесь полати в лесу, полок или помост на деревьях, откуда бьют медведей.]; не подстрелишь ли злодея-то нашего?» Обещался прийти.
— И то пойду!.. Да хранит вас бог! —
говорил полковник, склоняя голову и уходя.
— Все
говорят, мой милый Февей-царевич, что мы с тобой лежебоки; давай-ка, не будем сегодня лежать после обеда, и поедем рыбу ловить… Угодно вам,
полковник, с нами? — обратился он к Михайлу Поликарпычу.
Жена у него была женщина уже не первой молодости, но еще прелестнейшая собой, умная, добрая, великодушная, и исполненная какой-то особенной женской прелести; по рождению своему, княгиня принадлежала к самому высшему обществу, и Еспер Иваныч,
говоря полковнику об истинном аристократизме, именно ее и имел в виду.
— Родительскому-то сердцу, понимаете, хочется поскорее знать, —
говорил, не обращая внимания на слова сына и каким-то жалобным тоном,
полковник.
Полковник, кажется, некоторое время недоумевал, об чем бы еще
поговорить ему с Ванькой.
— Что же, ты так уж и видаться со мной не будешь, бросишь меня совершенно? —
говорил полковник, и у него при этом от гнева и огорченья дрожали даже щеки.
— Я и не
говорю, не
говорю! — поспешно подхватил
полковник.
Полковник остался как бы опешенный: его более всего поразило то, что как это сын так умно и складно
говорил; первая его мысль была, что все это научил его Еспер Иваныч, но потом он сообразил, что Еспер Иваныч был болен теперь и почти без рассудка.
— Я?.. Кто же другой, как не ты!.. — повторил
полковник. — Разве про то тебе
говорят, что ты в университет идешь, а не в Демидовское!
— Не то что военным, а штатским — в том же чине, — объяснил
полковник.
Говоря это, он хотел несколько поверить сына.
— Так, так!.. —
говорил и на это
полковник.
— Он — артиллерийский
полковник; очень хороший,
говорят, человек; эта привязанность старинная; у них это сватанье тянется года уж три…
У
полковника с год как раскрылись некоторые его раны и страшно болели, но когда ему сказали, что Павел Михайлович едет, у него и боль вся прошла; а потом, когда сын вошел в комнату, он стал даже
говорить какие-то глупости, точно тронулся немного.
— Что это такое, что он
говорит? — спрашивал
полковник все еще продолжавших стоять перед ним Ивана и старосту Кирьяна.
«Было,
говорит, со мной,
полковник, это, было!..
«Примите мое глубочайшее высокопочитание!» — так что я, наконец,
говорю ему: «Мой милый, то, что глубоко, не может быть высоко!..» Ах, да,
полковник! — прибавил вдруг Коптин, обращаясь уже прямо к Михайлу Поликарповичу.
Священник слушал его, потупив голову.
Полковник тоже сидел, нахмурившись: он всегда терпеть не мог, когда Александр Иванович начинал
говорить в этом тоне. «Вот за это-то бог и не дает ему счастия в жизни: генерал — а сидит в деревне и пьет!» — думал он в настоящую минуту про себя.
— Вот это и я всегда
говорю! — подхватил вдруг
полковник, желавший на что бы нибудь свести разговор с театра или с этого благованья, как называл он сие не любимое им искусство. — Александра Ивановича хоть в серый армяк наряди, а все будет видно, что барин!
— Есть, будет! Это две какие-то дамы, —
говорил полковник, когда экипаж стал приближаться к усадьбе.
— Благодарю покорно! —
говорил полковник, стоя перед нею, немного наклонившись и растопырив руки.
— Носище-то, брат, какой у нее, носище-то! Точно рулем каким-то ворочает, —
говорил полковник и захохотал.
— Я заезжал к вам, — отнесся к нему и сам
полковник, видимо, стараясь
говорить тише, — но не застал вас дома; а потом мы уехали в Малороссию… Вы же, вероятно, все ваше время посвящаете занятиям.
Дом блестящего
полковника Абреева находился на Литейной; он взял его за женой, урожденной княжной Тумалахановой. Дом прежде имел какое то старинное и азиатское убранство;
полковник все это выкинул и убрал дом по-европейски. Жена у него,
говорят, была недальняя, но красавица. Эту прекрасную партию отыскала для сына еще Александра Григорьевна и вскоре затем умерла. Абреев за женой,
говорят, получил миллион состояния.
— А! — произнес многозначительно
полковник. — Ну, этого, впрочем, совершенно достаточно, чтобы подпасть обвинению, — время теперь щекотливое, — прибавил он, а сам встал и притворил дверь из кабинета. — Эти господа, — продолжал он, садясь около Вихрова и
говоря почти шепотом, — господа эти, наши старички, то делают, что уму невообразимо, уму невообразимо! — повторил он, ударив себя по коленке.
Неточные совпадения
Потом, когда он достаточно
поговорил и замолчал,
полковник, молчавший до сих пор, начал
говорить.
Он был храбр,
говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, — которых прелесть трудно постигнуть, не видав их, — он никогда не волочился.
Говорили, однако, что жена
полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали.
— Как же это?.. Я надеюсь, по крайней мере, что имею удовольствие
говорить с
полковником Кошкаревым?
— Пан
полковник, пан
полковник! —
говорил жид поспешным и прерывистым голосом, как будто бы хотел объявить дело не совсем пустое. — Я был в городе, пан
полковник!
— О! да этот будет со временем добрый
полковник! —
говорил старый Тарас. — Ей-ей, будет добрый
полковник, да еще такой, что и батька за пояс заткнет!