Неточные совпадения
Он уверял, что Марфин потому так и любит
бывать у Рыжовых, что ему
у них все напоминает первобытный хаос, когда земля была еще неустроена, и когда только что сотворенные люди были совершенно чисты, хоть уже и обнаруживали некоторое поползновение к грешку.
— Не сказал!.. Все это, конечно, вздор, и тут одно важно, что хотя Марфина в Петербурге и разумеют все почти за сумасшедшего, но
у него есть связи при дворе… Ему племянницей, кажется, приходится одна фрейлина там… поет очень хорошо русские песни… Я слыхал и видал ее — недурна! — объяснил сенатор а затем пустился посвящать своего наперсника в разные тонкие комбинации о том, что такая-то часто
бывает у таких-то, а эти, такие,
у такого-то, который имеет влияние на такого-то.
Не
бывая в ней долгое время, я решился, наконец, года три тому назад вместе с дочерью провести там лето; соседние дворяне, разумеется, стали посещать меня и рассказывают мне, что в околотке — то тут, то там — начали появляться скопцы и, между прочим, один небогатый помещик со слезами на глазах объявил, что
у него в именьице найдено десять молодых девушек,
у которых тут не оказалось ничего — гладко!..
— То-то-с, нынче, кажется, это невозможно, — проговорил губернский предводитель, — я вот даже слышал, что
у этого именно хлыста Ермолаева в доме
бывали радения, на которые собиралось народу человек по сту; но чтобы происходили там подобные зверства — никто не рассказывает, хотя, конечно, и то надобно сказать, что ворота и ставни в его большущем доме, когда к нему набирался народ, запирались, и что там творилось, никто из православных не мог знать.
— Вы, конечно, часто будете
бывать у адмиральши? — допытывалась Миропа Дмитриевна.
— Мамаша очень желает написать ему, чтобы он приехал к нам, а то он, боясь тебя беспокоить, вероятно, совсем не будет
у нас
бывать, — докончила она.
Ко всем этим толкованиям Егора Егорыча Антип Ильич, стоявший
у входа церкви, прислушивался довольно равнодушно.
Бывая в ней многое множество раз, он знал ее хорошо и только при возгласе: «redemptio mundi» старик как бы несколько встрепенулся: очень уж звуками своими эти слова были приятны ему.
— Вы-то пуще скудны разумом! — снова воскликнул Егор Егорыч. — А знаете ли, какой в обществе ходит старый об вас анекдот, что когда вы
побывали у Аракчеева, так он, когда вы ушли, сказал: «О, если бы к уму этого человека прибавить мою волю, такой человек много бы сделал».
О горе своем Рыжовы почти не говорили, как не говорил о том и Егор Егорыч, начавший
у них
бывать каждый день.
— Потому что физиономия его мне не нравится: в ней есть что-то неприятное, как это
бывает иногда
у шулеров! — проговорил Сверстов и отвернулся к стене, чтобы не сказать какой-нибудь еще большей резкости.
— Государь Александр Павлович, — начал он, — был один из самых острых и тонких умов, и очень возможно, что он
бывал у madame Татариновой, желая ведать все возрастания и все уклонения в духовном движении людей…
Приятель мой Милорадович некогда передавал мне, что когда он стал
бывать у Екатерины Филипповны, то старику-отцу его это очень не понравилось, и он прислал сыну строгое письмо с такого рода укором, что бог знает,
у кого ты и где
бываешь…
— Я говорила, что Андреюшка будет! (то есть примет, хотела она сказать). Я
у него уж раз десять ехала (то есть
бывала).
— Да я вас подожду
у нашего-то овина; там теперь николи ни единого человека не
бывает.
— Я теперь служу
у Катерины Петровны, — начал он, — но если Валерьян Николаич останутся в усадьбе, то я должен буду уйти от них, потому что, каким же способом я могу уберечь их от супруга, тем более, что Валерьян Николаич, под влиянием винных паров,
бывают весьма часто в полусумасшедшем состоянии; если же от него будет отобрана подписка о невъезде в Синьково, тогда я его не пущу и окружу всю усадьбу стражей.
Туда в конце тридцатых и начале сороковых годов заезжал иногда Герцен, который всякий раз собирал около себя кружок и начинал обыкновенно расточать целые фейерверки своих оригинальных, по тогдашнему времени, воззрений на науку и политику, сопровождая все это пикантными захлестками; просиживал в этой кофейной вечера также и Белинский, горячо объясняя актерам и разным театральным любителям, что театр — не пустая забава, а место поучения, а потому каждый драматический писатель, каждый актер, приступая к своему делу, должен помнить, что он идет священнодействовать; доказывал нечто вроде того же и Михайла Семенович Щепкин, говоря, что искусство должно быть добросовестно исполняемо, на что Ленский [Ленский Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805—1860), — актер и драматург-водевилист.], тогдашний переводчик и актер, раз возразил ему: «Михайла Семеныч, добросовестность скорей нужна сапожникам, чтобы они не шили сапог из гнилого товара, а художникам необходимо другое: талант!» — «Действительно, необходимо и другое, — повторил лукавый старик, — но часто случается, что
у художника ни того, ни другого не
бывает!» На чей счет это было сказано, неизвестно, но только все присутствующие, за исключением самого Ленского, рассмеялись.
— Ах, нет, он меня любит, но любит и карты, а ты представить себе не можешь, какая это пагубная страсть в мужчинах к картам! Они забывают все: себя, семью, знакомятся с такими людьми, которых в дом пустить страшно. Первый год моего замужества, когда мы переехали в Москву и когда
у нас
бывали только музыканты и певцы, я была совершенно счастлива и покойна; но потом год от году все пошло хуже и хуже.
— Значит, мы будем с вами видеться часто; я почти каждый день
бываю в театре, — подхватила Екатерина Петровна, — тут другой еще есть актер, молодой, который — вы, может быть, заметили — играет этого Родольфа д'Эрикура:
у него столько души и огня!
Углаков вошел в камеру заключенного, как бы к себе в комнату; он развесил по гвоздям снятые им с дам салопы, а также и свою собственную шинель; дело в том, что Углаков
у Лябьева, с первого же дня ареста того,
бывал каждодневно.
Углаков по-прежнему
бывал у Марфиных каждодневно и всякий раз намеревался заговорить с Сусанной Николаевной порешительнее, но
у него ни разу еще не хватило на то духу: очень уж она держала себя с ним осторожно, так что ему ни на минуту не приходилось остаться с ней вдвоем, хотя частые посещения m-r Пьера вовсе, по-видимому, не были неприятны Сусанне Николаевне.
— О, это я могу тебе объяснить! — сказал окончательно гнусливым голосом камер-юнкер. — Название это взято
у Дюма, но из какого романа — не помню, и, по-моему, эти сборища, о которых так теперь кричит благочестивая Москва, были не больше как свободные, не стесняемые светскими приличиями, развлечения молодежи. Я сам никогда не
бывал на таких вечерах, — соврал, по мнению автора, невзрачный господин: он, вероятно,
бывал на афинских вечерах, но только его не всегда приглашали туда за его мизерность.
—
У греков, конечно, не было таких остроумных загадок! — заметил молодой ученый. —
У них, например, загадывалось: какое существо, рождаясь,
бывает велико, в среднем возрасте мало, когда же близится к концу, то становится опять громадным? Когда кто угадывал, того греки украшали венками, подносили ему вина; кто же не отгадывал, того заставляли выпить чашку соленой морской воды.
Камер-юнкер, с восторгом занявший такого рода пост около m-me Тулузовой, оказался столь же, если еще не больше, трусливым по характеру, как и юный театральный любовник, так что всякий раз, когда
бывал у Екатерины Петровны, то ему чудилось, что вот сойдет сейчас сверху скотина Тулузов и велит его отдуть палками.
— Он… — начал нескладно объяснять поручик. —
У меня, ваше сиятельство, перед тем, может, дня два куска хлеба во рту не
бывало, а он говорит через своего Савку… «Я, говорит, дам тебе сто рублей, покажи только, что меня знаешь, и был мне друг!..» А какой я ему друг?.. Что он говорит?.. Но тоже голод, ваше сиятельство… Иные от того людей режут, а я что ж?.. Признаюсь в том… «Хорошо, говорю, покажу, давай только деньги!..»
— А кто другие еще
у него
бывают?
А вместе с тем предпринял и другую предосторожность в том смысле, что стал не так часто
бывать у Вибелей, отзываясь тем, что будто бы очень занят службой, а все обдумывал, как ему объясниться с панной.
— Собрания, вероятно, не устроятся; но
у нас будут балы каждую неделю, потому что, согласитесь, гораздо же приятнее видеть тех, которых желаешь видеть, а в собрании
бывают все, кто хочет.
— Да, приезжала звать на свои балы. Я непременно хочу
бывать на этих балах, и мне необходимо сделать себе туалет, но
у меня денег нет. Душка, достань мне их, займи хоть где-нибудь для меня! Я чувствую, что глупо, гадко поступаю, беря
у тебя деньги…
— А
у вас он
бывает? — спросил Лябьев.
Сусанна Николаевна и Муза Николаевна каждонедельно между собою переписывались, и вместе с тем Терхов, тоже весьма часто
бывая у Лябьевых, все о чем-то с некоторой таинственностью объяснялся с Музой Николаевной, так что это заметил, наконец, Аркадий Михайлович и сказал, конечно, шутя жене...