Неточные совпадения
Хозяин дома, бывший, должно быть, несмотря на свою грубоватую наружность, человеком весьма хитрым и наблюдательным и, по-видимому, старавшийся не терять графа из виду, поспешил, будто
бы совершенно случайно, в сопровождений даже ничего этого не подозревавшего Марфина, перейти из залы в маленькую гостиную, из которой очень хорошо можно было усмотреть, что граф не остановился в большой гостиной, исключительно наполненной самыми почтенными и пожилыми дамами, а направился в боскетную,
где и уселся в совершенно уединенном уголку возле m-me Клавской, точно из-под земли тут выросшей.
В ответ на это Марфин пожал плечами и сделал из лица мину, как
бы говорившую: «Но
где ж их взять, когда других и нет?»
Валерьян был принят в число братьев, но этим и ограничились все его масонские подвиги: обряд посвящения до того показался ему глуп и смешон, что он на другой же день стал рассказывать в разных обществах, как с него снимали не один, а оба сапога, как распарывали брюки, надевали ему на глаза совершенно темные очки, водили его через камни и ямины, пугая, что это горы и пропасти, приставляли к груди его циркуль и шпагу, как потом ввели в самую ложу,
где будто
бы ему (тут уж Ченцов начинал от себя прибавлять), для испытания его покорности, посыпали голову пеплом, плевали даже на голову, заставляли его кланяться в ноги великому мастеру, который при этом, в доказательство своего сверхъестественного могущества, глотал зажженную бумагу.
Одета Людмила на этот раз была в кокетливый утренний капот, с волосами как будто
бы даже не причесанными, а только приколотыми шпильками, и — надобно отдать ей честь — поражала своей красотой и миловидностью; особенно у нее хороши были глаза — большие, черные, бархатистые и с поволокой, вследствие которой они все словно
бы где-то блуждали…
Катрин проводила его до дверей передней,
где справилась, есть ли у него лошадь, и когда узнала, что есть, то прошла в свою светлицу наверх, но заснуть долго не могла: очень уж ее сначала рассердил и огорчил Ченцов, а потом как будто
бы и порадовал!..
На другой день Крапчик, как только заблаговестили к вечерне, ехал уже в карете шестериком с форейтором и с саженным почти гайдуком на запятках в загородный Крестовоздвиженский монастырь,
где имел свое пребывание местный архиерей Евгений, аки
бы слушать ефимоны; но, увидав, что самого архиерея не было в церкви, он, не достояв службы, послал своего гайдука в покой ко владыке спросить у того, может ли он его принять, и получил ответ, что владыко очень рад его видеть.
Тогда является ко мне священник из того прихода,
где жил этот хлыстовщик, и стал мне объяснять, что Ермолаев вовсе даже не раскольник, и что хотя судился по хлыстовщине [Хлыстовщина — мистическая секта, распространившаяся в России в XVII веке.], но отрекся от нее и ныне усердный православный, что доказывается тем, что каждогодно из Петербурга он привозит удостоверение о своем бытии на исповеди и у святого причастия; мало того-с: усердствуя к их приходской церкви, устроил в оной на свой счет новый иконостас, выкрасил, позолотил его и украсил даже новыми иконами, и что будто
бы секта хлыстов с скопческою сектою не имеет никакого сходства, и что даже они враждуют между собою.
За лесом пошло как
бы нескончаемое поле, и по окраинам его, то тут, то там, смутно виднелись деревни с кое-где мелькающими огоньками в избах.
— О, я только эти науки и желал
бы знать!.. — воскликнул Аггей Никитич. — Но у меня книг этаких нет…
Где их достанешь?
«Предъявитель сего письма — один из людей, в которых очень много высоких начал. Он желал
бы служить где-нибудь в провинции в Вашем ведомстве. Посодействуйте ему: Вы в нем найдете честного и усердного служаку!»
По уходе ее, gnadige Frau перешла в гостиную,
где беседовали Сусанна, одетая в черное траурное платье, Егор Егорыч, тоже как
бы в трауре, и доктор Сверстов, по обыкновению, художественно-растрепанный.
Юлия Матвеевна, подписав эти бумаги, успокоилась и затем начала тревожиться, чтобы свадьба была отпразднована как следует, то есть чтобы у жениха и невесты были посаженые отцы и матери, а также и шафера; но
где ж было взять их в деревенской глуши, тем более, что жених, оставшийся весьма недовольным, что его невесту награждают приданым и что затевают торжественность, просил об одном, чтобы свадьба скорее была совершена, потому что московский генерал-губернатор, у которого он последнее время зачислился чиновником особых поручений, требовал будто
бы непременно его приезда в Москву.
Лично я, впрочем, выше всего ценил в Мартыне Степаныче его горячую любовь к детям и всякого рода дурачкам: он способен был целые дни их занимать и забавлять, хотя в то же время я смутно слышал историю его выхода из лицея,
где он был инспектором классов и
где аки
бы его обвиняли; а, по-моему, тут были виноваты сами мальчишки, которые, конечно, как и Александр Пушкин, затеявший всю эту историю, были склоннее читать Апулея [Апулей (II век) — римский писатель, автор знаменитого романа «Золотой осел» («Метаморфозы»).] и Вольтера, чем слушать Пилецкого.
— Но как же
бы повидать ее и познакомиться с ней? — расспрашивал уже задыхающимся от волнения голосом Ченцов. — Не могу же я зря ехать в деревню, не зная,
где, что и как?.. Вы поруководствуйте меня!
Оно иначе и быть не могло, потому что во дни невзгоды, когда Аггей Никитич оставил военную службу, Миропа Дмитриевна столько явила ему доказательств своей приязни, что он считал ее за самую близкую себе родню: во-первых, она настоятельно от него потребовала, чтобы он занял у нее в доме ту половину,
где жила адмиральша, потом, чтобы чай, кофе, обед и ужин Аггей Никитич также
бы получал от нее, с непременным условием впредь до получения им должной пенсии не платить Миропе Дмитриевне ни копейки.
— Я
бы очень желала посмотреть на нее, —
где она теперь?
— Зачем вам жить в здешнем обществе? По вашим средствам вы можете жить во всякой столице,
где изберете себе знакомых, каких только пожелаете!.. — проговорил на это Тулузов, уже слегка разваливаясь в кресле и как
бы совершенно дворянским тоном.
Тулузов не расспрашивал далее и пошел к Екатерине Петровне в боскетную,
где она по большей части пребывала. Здесь я не могу не заметить, что Тулузов в настоящие минуты совершенно не походил на того, например, Тулузова, который являлся, приехав из губернского города после похорон Петра Григорьича, то был почти лакей, а ныне шел барин; походка его была смела, важна; вид надменен; голову свою он держал высоко, как
бы предвкушая Владимира не в петлице, а на шее.
— Здесь? — воскликнул как
бы и радостным голосом губернский предводитель. —
Где ж она остановилась?.. Опять в гостинице Архипова?
Доктору, кажется, досадно было, что Аггей Никитич не знает этого, и, как
бы желая поразобраться с своими собственными мыслями, он вышел из гостиной в залу,
где принялся ходить взад и вперед, причем лицо его изображало то какое-то недоумение, то уверенность, и в последнем случае глаза его загорались, и он начинал произносить сам с собою отрывистые слова. Когда потом gnadige Frau, перестав играть в шахматы с отцом Василием, вышла проводить того, Сверстов сказал ей...
— Я теперь собственно потому опоздал, что был у генерал-губернатора, которому тоже объяснил о моей готовности внести на спасение от голодной смерти людей триста тысяч, а также и о том условии, которое
бы я желал себе выговорить: триста тысяч я вношу на покупку хлеба с тем лишь, что самолично буду распоряжаться этими деньгами и при этом обязуюсь через две же недели в Москве и других местах,
где найду нужным, открыть хлебные амбары, в которых буду продавать хлеб по ценам, не превышающим цен прежних неголодных годов.
— Как же вам не совестно было меня не взять с собою?.. Мало ли что могло случиться,
где помощь врача была
бы необходима.
Прямо из трактира он отправился в театр,
где, как нарочно, наскочил на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что
бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
—
Где же это дело производится? — спросил камер-юнкер с явным удовольствием: ему весьма было
бы приятно поймать Тулузова по какому
бы то ни было делу и упрятать его подальше.
— Все, что зависит от меня, я сделаю и имею некоторую надежду на успех, — ответила на это Миропа Дмитриевна и повела с первого же дня незаметную, но вместе с тем ни на минуту не прерываемую атаку на мужа, начав ее с того, что велела приготовить к обеду гораздо более вкусные блюда, чем прежде: борщ малороссийский, вареники, сосиски под капустой; мало того, подала даже будто
бы где-то и случайно отысканную бутылку наливки, хотя, говоря правду, такой наливки у Миропы Дмитриевны стояло в подвале бутылок до пятидесяти.
Указал потом эльзасец Сусанне Николаевне на гору, покрытую виноградниками,
где будто
бы исключительно выделывается знаменитое вино иоганнисбергер.
— Разве до того им теперь, чтобы уведомлять кого
бы то ни было. Кроме того, они, вероятно, не знают,
где мы.
— С большим
бы удовольствием это сделала, если
бы только знала его адрес, — отвечала Екатерина Петровна, — которого, вероятно, он сам не знает, потому что последний год решительно пребывал
где день,
где ночь.
— Буду все описывать-с и исполнять все ваши приказания! — проговорил Аггей Никитич, действительно готовый все исполнять, лишь
бы ему спастись от службы и, главное, от житья в уездном городке,
где некогда он был столь блажен и
где теперь столь несчастлив.
— Oui, mais je voudrais savoir, ou cela aura lieu? [Да, но я хотел
бы знать,
где это случилось? (франц.).]
Те, с своей стороны, предложили Егору Егорычу, не пожелает ли он полечиться молоком; тот согласился, но через неделю же его постигнуло такое желудочное расстройство, что Сусанна Николаевна испугалась даже за жизнь мужа, а Терхов поскакал в Баден и привез оттуда настоящего врача, не специалиста, который, внимательно исследовав больного, объявил, что у Егора Егорыча чахотка и что если желают его поддержать, то предприняли
бы морское путешествие, каковое, конечно, Марфины в сопровождении того же Терхова предприняли, начав его с Средиземного моря; но когда корабль перешел в Атлантический океан, то вблизи Бордо (странное стечение обстоятельств), — вблизи этого города,
где некогда возникла ложа мартинистов, Егор Егорыч скончался.